Мой тридцать седьмой год
был тридцать седьмым и только -
часов холостой ход
да якорем чувство долга.
Роилась надежд тьма -
израильский рай измаял.
А тридцать восьмой май
подобен ведийской Майе.
Где рай, там и мух рой,
а кущи - увы, не рощи.
Расставшись с надежд тьмой
живу и светлей, и проще.
Чтоб соли не есть пуд,
пью мёд ежедневной прозы.
Мне розы опять лгут.
Лгут мая метаморфозы.