Многократно пытаясь себя описать,
Я лишь крылья ломаю и падаю вниз.
С каждой вторенной песней мне только трудней,
А её ещё просят исполнить на бис.
Я не знаю, за что можно осень любить -
Золотая листва умирает в огне.
Неужели на свете есть кто-то ещё,
Кому так одиноко и плохо, как мне.
И в который уж раз я прощаюсь с мечтой,
Ощутив ностальгию вчерашнего сна.
Снова снилась мне жизнь в чёрно-белых тонах,
Ну а я бы хотел, чтоб приснилась весна.
Я пытаюсь найти хоть частицу себя
Среди злобных, уродски оскаленных лиц,
И стараюсь понять, что же движет тобой,
Этим странным, неправильным Городом Икс.
Я замучился в поисках новой судьбы,
И никто не захочет мне в этом помочь,
А пока меня тешит одна только мысль:
Неизбежно придёт моя верная ночь.
И решив на потом отложить свои сны,
Я усталыми веками вычищу взгляд,
А под утро, когда уже кончится всё,
Я гляжу, как последние звёзды глядят.
Лягу спать и зажмурю покрепче глаза,
В них теперь никакие лучи не пройдут,
И другой, настоящий и родственный, мир
Нарисует сознанье за десять минут.
И приснятся трущобы, подвалы, спортзал,
Катакомбы, сортиры, больницы, пруды,
Поезда, новостройки, автобусы, лес –
Безответных амбиций больные плоды...
Ежедневно живу лишь в надежде на то,
Что в теперешний раз я попал не в Твин Пикс.
Убиваю минуты, следя за тобой,
Постепенно взрослеющим Городом Икс.
Наблюдая твою сумасшедшую жизнь,
Я и сам потихоньку шизею с тобой,
Нет причин, нету следствий и логики нет –
Всё смешалось в мозгах, я не чувствую боль.
Всё в ушах в канонаду сплошную слилось,
Бесконечно мелькают картинки в глазах,
Распирает от смеха без всяких причин,
А навстречу мне движется дьявольский страх.
И на Город падёт ослепительный снег,
И повеет беззвучной прохладою день,
И рассыплются сотни кошачьих следов,
Ничего, не пойму – то ли свет, то ли тень.
Я люблю одиночество, лето и ночь,
Ностальгический запах, сиянье луны,
Я люблю ковыряться в заблудшей душе,
Но от этого мысли не стали умны.
Я не знаю, что будет со мной через год,
Опровергнув науку, я верю мечте,
И чем жить в сером стаде счастливых козлов,
Лучше в тридцать три года висеть на кресте.
И навеки кумиром, гласящим мораль,
Вам, ценители классики, Лермонтов стал.
Вам же проще меня сумасшедшим считать,
Чем признать легендарность, понять, что устал.
Я пытаюсь найти хоть частицу себя
Среди злобных, уродски оскаленных лиц,
Но никак не пойму, что же движет тобой,
Этим странным, неправильным Городом Икс…
Многолетняя практика пасмурных дней
Превратилась в умение правильно жить –
Сколько раз спотыкался о груды камней,
А они всё пытались меня окружить,
Сколько раз виноватым себя я считал,
Хоть валялась вина у другого в душе,
В той душе, что ни чёрной, ни белой не стать,
Что живёт в сером цвете лет триста уже.
А, взглянув чуть подальше на тысячу лет,
Я увижу историю в оных цветах –
И какой же дурак написал это всё,
Незабвенные тексты на белых листах!
Приукрасив героев и вычеркнув боль,
Ограничив пробелами каждый предлог,
Он нашёл в себе мужество что-то творить
И творил бессознательно, что только мог.
Но не выразят цифры количества жертв,
И не выскажут буквы всех ужасов лет.
Там, где звёзды когда-то светили с небес,
Нынче снежные тучи и звёзд больше нет.
Бесполезно описывать истину снов
И доказывать мудрость всеведящих глаз
Тем, кто выстрадал память из древности лет,
Перекрасившим мир специально для нас.
А когда опрокинется солнечный свет
И с небес тебя в славе почётной зальёт,
Все поймут, как жестоко судили тебя,
И растает в их душах скопившийся лёд,
И появятся сразу десятки друзей,
И раскроются веки уснувших во мгле,
Но ведь я и до этого знал то, что ты
Лучше всех, кто когда-либо жил на земле...
В многотонном количестве выпитых слёз
Невозможно заметить чужие глаза,
Километрами плёнки замотаны рты,
И уже не понятно, кто «против», кто «за».
Не пытайся построить логический план
Из того, чего нет ни в одном словаре –
Есть такое, что сложно представить умом,
Но не трудно душою понять на заре.
И, возможно, когда-нибудь сбудется всё,
И представится случай спокойно поспать,
Не привыкнуть бы только со временем жить,
Ведь так трудно бывает потом отвыкать.
И не думай, что этим кончается мир,
Это только лишь светлых фантазий полёт.
Я старался, как мог, описать свою жизнь,
Но едва ли надеюсь, что кто-то поймёт...
Постоянным безумием полнится мозг,
Но не каждый способен такое терпеть,
Не прожив полугода всё в том же бреду,
Как и прежде, пытаюсь хоть что-то пропеть.
Сколько глупостей в мыслях и грязи в душе!
Мне бы бросить всё это и снова начать,
Но тем меньше понятно, чем дольше живу
В этом Городе душном, где трудно кричать.
Пулемётными лентами стелется жизнь,
Искушений ненужных не выбить вовек.
Меня тянет душой, но сознание врёт,
Видя мир в постоянстве несомкнутых век.
Пламенями зажжётся ночная тоска,
Извращений душевных не счесть поутру,
Сто двенадцатой строчкой окончена жизнь,
И я чувствую сердцем, что скоро умру.
Не способный ни слова сказать о себе,
Я покину с блаженной улыбкою мир,
Поздней ночью, залив алкоголем глаза;
Что ни ткни в стену пальцем – повсюду сортир.
С сигаретой дымящейся в краешке губ
Я тихонько подохну от собственных грёз.
Ни печали, ни боли, ни прошлых обид,
Ни желанья, ни воли, ни страсти, ни слёз –
И на что мне такая паршивая жизнь,
Если вроде всё есть, да не нужно совсем;
В лабиринте, построенном мной же самим,
Я навеки застрял и остался ни с чем.
Объяснений бессмысленных искренний хор
Не прибавит ни мысли в соседних глазах,
Но подумай, а стоит ли рот открывать,
Чтоб не вызвать тупое смятенье в умах...
Уходящее солнце нерадостным днём
Отражается тускло на стали ножей,
С каждым годом всё меньше желания жить
В этих жутких заборах дрянных этажей.
В этом царстве печали, нелепости, снов,
Где вольфрамовой нитью сгорает звезда,
Где одни не поймут свою личную роль,
А другие не знают, что значит «всегда».
Невозможно терпеть эту адскую боль,
Если ярок за окнами солнечный свет,
И так хочется выбить стеклянный заслон,
Но не видится смысла, ведь выбора нет.
Убеждаясь в ненужности искренних слов,
Я стремлюсь отказаться от глупых затей:
От любви, состраданья, уменья прощать,
И со временем стану проворней и злей.
И тогда станет проще общаться с людьми,
И тогда я понятным останусь для всех,
Стану ближе душой и сознаньем родней,
И навек обрету настоящий успех.
Но, проснувшись однажды в конце октября,
Я увижу за окнами ядерный микс,
И пойму, что надеяться нет больше сил –
Никогда не сбежать мне из Города Икс...
В антрацитовой пене оболганных дней
Обречённые люди уходят в запой.
Оскорблений напрасных не стоит их жизнь,
А причины подавлены серой толпой.
Перелётные птицы на стыке веков
Навсегда потеряли дорогу назад.
И пока я уверен лишь только в одном:
Что не в силах понять этот проклятый ад.
А когда я останусь совсем одинок,
Сядет солнце и ветер завоет в ушах,
И промёрзнет всё тело до мозга костей,
Где, уютно зажавшись, согрелась душа,
И наступит зима, и за шиворот – снег,
Я почувствую свежесть сквозь призму ночей,
Перед сном колыбельную ветер споёт,
Усыпит запорошенный свет фонарей.
Этот холод давно развязал мне глаза,
Осознание утра, как пуля в груди.
Но от двух одеял мне не станет теплей,
Если знаю, что серые дни впереди.
И когда, засыпая, я слышу тебя
И уже понимаю, что сна не убить,
Вопрошаю: «Зачем я пришёл в этот мир,
Если вовсе не в силах его изменить,
Если, делая вид, что борюсь за любовь,
Я всего лишь поверил в пустую мечту,
И, прикрывшись сознанием праведных слов,
Постепенно, но верно терял высоту,
Если сказанной истине ложью бывать,
А полуночным текстам не выжить с утра?»
Лягу в ванну и вены порежу ножом,
И скажу очень тихо: «Ну всё, мне пора...»