V. ЛАМПОЧКИ В ПТИЧЬИХ КЛЕТКАХ
Срывая с женских тел чадру
бесконечную и растворяя очертания
фигур, в дыхании вскипающем, в пару
он возвращался с клиньев гор в скитания
по россыпям размолотых во прах
костей, движений, сочных миражей,
за право жизни в сахарных песках
жестоких войн, в величья кураже.
Я пробовал все выдохи на вкус.
По траектории змеиного клубка
я двигался, а мой осёл нёс груз
бессмертия. Пронзали свысока
прямые взгляды глубину следов,
и направление хранили два крыла.
Мне б жажду утолить из этих льдов,
что не растаяли и здесь в глазах орла.
Меня разыскивал вчерашний день,
сквозь лабиринт дворцовых коридоров
неслышно пробираясь в темноте,
во след за бойким карликовым вором.
И мысль, словно головная боль,
шла кувырком, к затылку от виска,
делясь на части, принимала бой
с противником, сжимавшим как в тисках
дыхание трёхпалой птичьей лапой,
отметившей вогнувшуюся голову.
Под раскалённой выбеленной лампой
я силы рассчитал примерно поровну,
и все послушнее глотал горстями
сушёный жар и запивал его
незрячими солёными глазами.
Я больше не желал искать того,
чей образ выдуман душой
канатоходца, в агонии, при искажённых лицах,
которой так без тела хорошо
бежать над пропастью, не пробуя разбиться.
Размякла под ногами чешуя,
и высохшей утробой проросла...
----
Завязал на прощанье восьмёркой я
любопытные уши осла.
2004 г.