Сказ о явлениях блаженному тимофею

Станислав Минаков
СКАЗ О ЯВЛЕНИЯХ БЛАЖЕННОМУ ТИМОФЕЮ
БОГОРОДИЧНЫХ  ИКОН
НА СИНИЧЬЕЙ ГОРЕ В ЛЕТО 7071-е ОТ СОТВОРЕНИЯ МИРА*

Воспою тебе сказочку, да не кривися, послухай ты:
что у реки-то псковской у Лугвицы
Тимоха отрок выпасал скоты;
да, надысь-вчерась, лет четыреста сорок тому
паче солнца сияющь свет явися ему.
В час вечерняго пения виде Тимоня на воздусе свет велик,
а во свете том – Богородицы Умиления пречистый лик;
на руках держащу предвечнаго младенца
Господа нашего Иисуса Христа,
и к лицю Его горненебесному Сама преклонившася –
лицем чиста.

И рече Тимке глас: вот иди-ко, отроче, на Синич-гору,
что рукой подать,
и узриши там – от Благодетеля всякому дыханию – возблагодать.
И пошел Тимофей Терентьевич – перепуган, кроток и молчалив,
на Синичью гору, где пичуги щебечут щебетом чив да чив.
И всю ночь там молился Тимоня, а поутру
Богородица Умиление явилась на ту гору.
И опять повелела отроку: шесть год спустя
приходи сюда, приходи, не страшись, дитя.

В-третье, как было сказано, спустя шесть год,
на гору святую Тимофей Терентьич пришед, юрод,
лицезрел икону и света испил сполна,
и опять паки взяся та икона на воздух и бысть не видна.

Да повелено ею было Тимоне итти во Воронич город
и сказать народу, чтобы все крестный ход
повели с иконою Умиление на Синичью гору.
Что, не веришь? Ты слухай, слухай – ей-Бо`, не вру.

Ты не веришь, тако же не поверил Тимохе Никита поп.
Для того и помрачен был вкратце рассудком поп – да поверил чтоб.
Потому просветлел в уме и повел людей,
на девятник по Пасхе, крест серебрян держа дак промеж грудей.

Поп Никита с Воронича отправился, велеречив,
на Синичью гору на тую, где синицы поют чив-чив.
И на горе на той, где горобцы хороводят чирик-чирик,
на сосне – Одигитрии Божией Матери народу явился лик.
На сосне на дереве иконочка как есть светилася, на сосне.
И лишь Тимохе блаженному на руки спустилася – как во сне.

И срубил народ часовенку на горе на той
и нарек тогда Синичью – горой Святой.
А на праздник Покрова (скажи-ка!) часовня та
Вся дотла (ты слухай, слухай!) сгорела – знать, неспроста.

И когда, сокрушаяся, разгребли золу,
Одигитрию Богородицу нашли (ты представь, целехоньку!) –
на полу.
Иоанн-то, царь наш Грозный, – где стал пустырь,
повелел тогда отстроить-де монастырь.
Богородична Успения там престол возсиял,
где сосна росла, с коей Тимонька иконку съял.

Стало быть, тех веков предавешних испокон
Одигитрии и Умиления – двух икон
там обитель встала. И по сей день
на Святой горе – Пречистыя Матере пресвятая сень.

А через чверть тыщелетия в ту гору, в ту святую самую,
не в какую-нить
Алексан-свет-Сергеевич завещал себя схоронить.
Что землица, – говорил, – прекрасная: ни глины, ни сырости, ни червей…
(Да, скажу те: земля, она – первей всех вервей.)

…Ну, а Тимофей-то Терентьич, по явленьи икон, всепремного рад,
возвестить велику новость отправился в Новоград
и труждался по селам да по погостам, и за своя труды
ни с хитра ни с горазда не взимаше мзды.

Да уж в Новеграде Великом Пимен архиерей
заточил Тимофея Терентьича аж за шестью шесть дверей.
Юй, люди добрыя так ругашася уродивому и глум творяше –
что твой палач!
Помяни ж, православный, касатик, мученика Тимоню – поплачь, поплачь.

А царь-то Грозный – тот, что преподобному Корнилию Псковскому лично отсек главу
за то-де, что князю Курбскому дал во Печерской обители преклонить главу;
а царь-то Грозный – тот, что самолично к литургии каноны писал,
вскоре по кончине Тимониной Великий-то Новгород в кровь искромсал…

Я к чему свое долгое слово веду-клоню,
что толку тебе без толку, зевающему коню?
Ты ответь мне, разумничек, почему
не тебе б, положим, явилась икона, а все ж – ему,
все ж – юроду несмыслену, Тимонечке, дурачку, –
не честному крестьянину, не попу Никите, не купцу,
          не мытцю, не мытныку** и не братку качку?

Ой, пойдем же ж, друже, и мы с тобой на гору какую-нить
и молить Пречистую Деву станем – Свой лик явить.
Али нетути в мире горы такой,
где б на грешных, нас, снизошли благодать, покой?!


________
*1563 г. от Рождества Христова;
**мытэць – художник, мастер;
мытнык – таможенник


10 января 2004 года по нов. ст.,
суббота по Рождестве Христовом,
мучеников 20 000 Никомидийских и прочих,
сщмчч. Никодима еп. Белгородского и Аркадия диакона.

В субботу святочной недели в 11 часов утра, в комнате, где Аня играла «Хорошо темперированный клавир» Баха, я включил электрическую гирлянду на ёлке и сел за стол сочинять сей опус, декабрьские наброски коего были, к сожалению, потеряны. Как только я записал название, на перила балкона прилетели две синички и два воробышка. Я вышел на балкон, смёл веничком снег и посыпал пшеничных зерен. В течение четырех часов сочинение было написано, Аня переиграла всю свою программу, включая Шопена, Листа, Рахманинова, Прокофьева, Метнера, однако птицы в этот день, к сожалению, больше не прилетали.

(Напечатан сей опус в №6 "Нового мира" за 2005 г., а затем в сборнике Михайловского заповедника...)