Три звена одной цепи

Mutia
Ты уйдешь
Но не быть нам порознь
Осуши мои слезы
Видишь я плачу навзрыд…
//Женщина-призрак и охотник//
© Lacuna Coil

Мы договорились встретиться с Николь в пять часов вечера на остановке,  находившейся около клуба  “Coma lies”. Эрика я, сразу не выходя из дома,  решила прихватить с собой. Местечко куда мы собирались отправиться,  называлось Alado. Когда-то там располагалось величественное строение средневекового замка, принадлежащее долгими веками древнему роду, ни то герцогов, ни то лордов (признаюсь, я не вдавалась в подробности истории замка)  Как известно, времени плевать на красоту, изысканность, знатный род и даже некую возвышенность всякого существующего, будь то человек или обычный дом. Время не щадит ничего, ни толстых каменных стен, ни чьей-то многолетней работы. Вот и теперь можно с полной уверенностью,  сказать, что король разрушения - время потрудилось  и здесь на славу. На месте высоченных колонн теперь высились одни обломки, да массивные камни, затянувшиеся затхлой плесенью, плесенью времен (как я подумала, скорее всего, они слагали основания колонн), в окружающем воздухе витал въедливый запах старения и запустения. Только вороны радовались столь неблагожелательному положению вещей. Одиночество, уединение – вот уют и спокойствие древних птиц. Никто не мешал здесь их вороньему счастью.  В общем, что и говорить, мрачная картина явилась нашему взору, как только мы ступили на землю, выйдя из старенького ржавого местного автобуса (должна отметить, больше он походил на железную коробку на четырех колесах). Но именно такой балансирующий на грани мистики пейзаж мне и был необходим.
Дело в том, что я фотограф. Обычный среднестатистический фотограф женского пола, пытающийся пробиться в высшие “фотографические” круга.  Вот поэтому-то судьба и забросила меня в столь не располагающее к себе место. Дух древности присутствовал здесь в каждом, даже самом непримечательном камне. Единственное, что, наверное, сохранилось в своем первоначальном облике – это массивные ступени, каждая по пятьдесят сантиметров высотой, если не больше. Поднявшись по этим ступеням, можно очутиться на обширной каменной площадке. Думаю, когда-то здесь был зал для приемов. Здесь же проводились множественные балы, встречи послов и многие другие важные события из дворянской жизни. Одна из колонн, некогда поддерживающих массивную крышу, сохранился родовой герб. Смертоносные ласки времени почти сгладили замысловатые витые узоры и надписи, но кое-где все-таки проглядывали четкие границы слов и рисунков. Одно такое слов я разглядела, мне даже удалось его прочесть – Alado, гласила надпись (должно быть, поэтому ближайшие окрестности носили это название). С противоположенной стороны от главного
( как предположила я) входа, пестрела всевозможными цветами растительность, плотно окутавшая  остатки винтовой лестницы. Вьюнок словно животное-паразит объяло каждый камешек, каждый выступ лестницы. Кое-как поднявшись по опасной лестнице, а вернее по тем хрупким ее обломкам, в стародавние времена слагавшим мощное сооружение, мы оказались в полукруглом помещении, половина которого представляла собой просторный, открытый балкон. Именно здесь я решила проводить  запланированную съемку. Атмосфера была что называется – в самую точку, некая смесь мистики и романтики с легкой примесью трагизма. Должна признаться, что связь с реальной, современной жизнью стерлась, стоило ногам ступить на древние потрескавшиеся валуны. Все проблемы начинали казаться далекими и маловажными, мысли наполнялись липким ощущением, ощущением прошлой жизни. Готика – все, что мне требовалось в данный момент.
Пока Эрик разбирался с привезенными вещами и аппаратурой, я просто осматривалась вокруг, мысленно выбирая наилучшие и более удобные для съемки ракурсы. Моя незамысловатая идея серии фотографий была такова: влюбленная девушка ждет своего потерянного героя. День за днем, ночь за ночью, рассматривая из окна размытую черту горизонта, надеясь увидеть там его. Она думает и переживает, грустит и мечтает, плачет и смеется от одиночества. Проходят года, затем столетия, герой так и не возвращается, время побеждает, разрушая грозный замок, а девушка все еще в плену ожидания. Только теперь уже без телесной оболочки, время тронуло и ее. Печальное приведение, не отрываясь, глядит в окно,  и лишь  живые ясные глаза могут напомнить давнюю ее теплоту.
На роль девушки была приглашена Николь. Эту модель я нашла в Интернете на одном из многочисленных готических сайтов. Искала именно такой типаж, такую внешность. Фотография Николь привлекла мое внимание сразу же, как только я ее увидела. Был в ее глазах слегка неестественный, магический блеск  вперемешку с искорками, обдающими огнем. Она идеально подходила на предложенную мной роль готической героини-приведения: бледная, почти, что молочного цвета, кожа, глубокие серые глаза, формой напоминающей миниатюрный разрез лимоны, длинные нервно подрагивающие ресницы, тонкие губы. А самое важное было заключено в том, что она сама собой являла готическую икону, девушку с мертвенной нереальной красотой. Она была готом. Ей не нужно было играть роль, ей всего лишь предстоит сыграть саму себя. Высокую худощавую девушку с длинными гладкими черными волосами, с глазами цвета печали, с выражением лица полном одиночества.
Вещи были расставлены по местам. Рюкзаки, штативы, журналы убраны из поля зрения объектива, дабы не испортить кадр. Эрик сидел у стены, нервно теребя свою ярко-зеленую кепку, со смешной надписью “Еще по одной”.
Николь стояла, облокотившись о шершавые, чуть обогретые солнечными лучами перила, и пристально куда-то вглядывалась. Хороший был бы кадр, подумала я про себя. Близился вечер, голубая гладь неба с большими белыми облаками подернулась темной сумеречной пленкой. Стал вырисовываться бледный силуэт пока еще полной Луны. Я вновь взглянула на Николь. Неожиданная  непонятная боль проникла в мое сердце полновластной хозяйкой. Во взгляде серых глаз затаилась печаль. Я как будто бы сама погрузилась в свои замыслы. Вырисовавшаяся долгими бессонными ночами картина приобрела явные очертания. Реальность перестала существовать. Прошлые столетия захватили меня и Николь в свой плен. Все было так живо, так испытующе грустно и невыносимо. Моя идея претворилась в жизнь, только жизнь не на стенах фото-галлереи, а  в нашем восприятии и взглядах. Само дыхание прошлого задержалось где-то на грани нашей реальности. Еще минута и я очнулась, будто бы проснулась от долгого сна, больно ущипнув себя за руку. Нет, мы все здесь, это просто фото сессия. Николь в обычных стареньких черных джинсах фирмы Levis , а не в странном бархатном платье с рукавами длинной по щиколотки. Это было всего лишь наваждение, Николь слишком вжилась в роль, а я чересчур глубоко погрузилась в проект. 
В следующие четыре часа я фотографировала. Фотографировала с каким-то адским рвением, заставляя бедную девушку без конца менять позы. Я подходила и расчесывала ее волосы, хотя она вполне могла сделать это сама. Подкрашивала карандашом глаза, обводя их черными дугами. Мне хотелось, чтобы всякий увидевший  будущие фотографии отмечал именно глаза: выразительные, скованные тонкой, но прочной цепью страдания, боли, и чувства, которые они выражают. Николь не возражала, она была на редкость терпеливой, нежели другие мои модели. Все делала так, чтобы мне было более удобно.
Солнце почти скрылось за горизонтом, но затвор фотоаппарата продолжал трудиться, щелкая вновь и вновь, создавая кадр за кадром, историю одинокой девушки. Сейчас, вспоминая тот съемочный день в моей жизни, я только развожу руками и удивляюсь. Мне часто кажется, что тогда в меня вселился бес. Он повелевал моим разумом и физической силой, я была лишь стеклянным сосудом, который он наполнил и заставил плавиться от проделанной работы.
Эрик так и сидел молча, изредка, помогая мне перенести штатив с камерой. Самое странное во всем, было то, что даже он не возражал нашим долгим часам работы. Обычно – уже через час съемок Эрик начинал ныть и без конца спрашивать – Когда мы отправимся в город, я хочу есть, я устал и все в таком духе.  Ну, малый ребенок, честное слово.
Наступила ночь, темная блестящая, холодная, как кожа игуаны.   Луна теперь полновесным желтым  яблоком высилась среди черных облаков-оборотней. Ночные съемки не входили в мои планы. Вечерняя, а теперь уже ночная атмосфера приглушалась непроглядной темнотой, очертания старого замка смешавшись со всевозможными ночными тенями, утратили свое дневное очарование. Да и скажу, по правде,  стало довольно таки жутковато, крики воронов раздавались среди развалин, им вторило далекое потустороннее эхо, тело сковала нервная неприятная дрожь.
Не знаю, как это вышло, то ли оступившись,  то ли просто-напросто поскользнувшись, я рухнула вниз с того самого полукруглого балкона. Больно ударившись головой и поранив колено (я тогда не могла оценить всей ситуации полноценно из-за темноты и легкого шока), я очнулась в небольшом помещении, располагавшимся,  как я полагаю,  под тем самым балкончиком, где мы проводили съемки. В глазах кроме искр и ночного тумана, быстро расползавшегося в луговой местности, я не наблюдала ни чего. Нестерпимо болели ушибленные места, из садины на руке сочилась липкая кровь. В голове раздавался непонятный звон, как будто разбивались одновременно тысячи хрустальных ваз. Эрик и Николь что-то кричали сверху, освещая место моего падения  фонарем (кстати сказать, взятым на всякий случай). Я ответила, что вроде бы все цело, что сейчас попробую подняться.   На самом деле, пытаясь, это сделать, я ухватилась за каменный выступ одной рукой и попробовала приподняться,  но острые коготки кошки-боли впились в мое  усталое тело, заставляя отказаться от предпринятой идеи. Я оставалась неподвижной, крикнув ребятам о том, что, по всей видимости, все-таки что-то сломала. Эрик, чуть слышно проговорив – Я сейчас же спускаюсь -  бросился вниз по ступеням. Лишь гулкое  эхо  его шагов раздавалось в тишине.
Не знаю, сколько это заняло у него времени. Но мне показалось, что целую непреодолимую вечность. Я тихо постанывала, точнее это было похоже на собачий скулеж, и бесцельно глядела в пустоту. Неясное чуть голубоватое свечение замаячило в углу (как мне казалось) комнаты. Я стала вглядываться, на сколько это было возможно, более пристально, пытаясь рассмотреть его источник. Свечение разрасталось, и, как это ни странно, приближалось. Оно начало приобретать смутные очертания какого-то высокого предмета, может быть человека, почему-то подумала я.  И мои догадки оправдались. Приблизившись ко мне почти вплотную (нас отделял всего какой-то метр), странный свет приобрел силуэт человека. Молодой женщины, отдаленно напоминающий Николь. Я затаила дыхание, нервная дрожь объяла мое тело, мысли путались, отдельные слова вертелись на языке. Про себя я твердила  - Где же этот чертов Эрик. А Эрик все не приходил. Женщина, или женщина-призрак глядела на меня неотрывно, загадочно, и мне казалось, что умоляюще. Эти глаза, их взгляд он, он точно такой же, как  у Николь, абсолютно! Та же боль, разрывающее душу страдание, многовековая печаль. Это что? Я сплю? Мои фантазии вновь обрели жизнь? – лихорадочно соображал мой, воспаленный под влиянием увиденного,  мозг. Светящийся женский силуэт шевелил полупрозрачными губами, будто пытаясь, что-то сказать. Но по-прежнему мы были окутаны лишь сетью тишины. Привидение приблизилось еще, словно плывя по воздуху (по крайне мере ног я не видела). Оно протянуло  руку, пытаясь, по всей видимости, положить ее на мое плечо. В ту же секунду, мне отчаянно захотелось вскочить на ноги,  и убежать,  куда глаза глядят. Не важно куда, главное подальше отсюда, этого проклятого замка.
И вдруг, разорвав все-таки гнетущее молчание, раздался голос – ледяной, потусторонний, но в то же время певучий.  Миллионы стеклянных нот создали свое мистическое создание, свой унисон. Я так тебя ждала! И все, женщина сказала и в ту же секунду исчезла, словно и не появлялась вовсе. Не знаю, возможно,  ее спугнул подоспевший к тому моменту Эрик, может,  она сама того хотела, или выполнила все, что следовало выполнить.
Эрик помог подняться на ноги, подоспевшая к тому времени Николь помогла ему вывести меня из чертовых развалин. Остановив попутную машину, мы уехали.  Я молчала, я так и не рассказала  им о том, что случилось со мной во время падения, даже потом.
Стоит ли говорить о том, что буквально через два месяца после этих событий, моя фото выставка под названием “Ожидание” получила всеобщее признание и похвалы среди критиков. Стоит ли упоминать то, что после всего этого моя жизнь круто изменилась. Я добилась того, чего хотела всю свою, короткую, пока еще,  жизнь. Главное было позади, важное заключалось в том призрачном, но таком живом, испытующем взгляде. После моего стремительного взлета на вершину признания и известности, Николь призналась в том, что два года назад не пода леку от Alado  разбился ее друг. Она не упомянула ни его имени, ни как он погиб, но это ли было важно? Просто я поняла, что ее взгляд, там, на каменном, древнем балконе отражал всю суть моего проекта, его скорбную суть, боль тысяч разбившихся сердец. Поэтому Николь и стала живым воплощением моей истории, моего фото замысла. Что касается наблюдаемого мной, минуты две, как позже выяснилось, приведения,  жители  странноватого местечка, рассказали мне о том, что сотни три лет назад с того самого балкончика сбросилась вниз молодая дочь лорда (все-таки это был замок лорда), так и не дождавшись своего любимого с многолетней войны.
Я еще несколько раз приезжала к злосчастному разрушенному замку на закате дня. Чего-то ждала, думала о Николь, о своей жизни, но тот призрак так больше и не явился вновь. Быть может, ей стало еще суетнее после нашего посещения,  быть может, душа ее успокоилась. По крайне мере я бы очень хотела знать, что ей сейчас хорош.

Я часто думаю теперь – А что, если мы, все трое – Я, Николь, призрак той девушки, воплотились в чем-то едином, единой душе, истории. Мы все были объединены одной мыслью – для них печальной, для меня идейной. Мы три звена одной цепи.