4 Серый Волк и Царевна Несмеяна ужастик!

Елизавета Величутина
Сны, сны, сны мои – в неведомое зыбкие дорожки…
К подушке мягкой головой прижмусь,
глаза зажмурю – где ты, где ты, мой верный друг, мой Серый Волк?…


Он тоже спал. Уютно на плите могильной калачиком свернувшись.
А я откуда-то с небес слетела и с разлету на него свалилась.
Эффект был мощный. Мой Волк вскочил, глазами бешено вращая, (точь-в- точь игрушка заводная) и заорал что было сил: «КТО ЗДЕСЬ!!! ЛАПЫ ВВЕРХ, А ТО СОЖРУ!!..»

Я спешно руки подняла наверх и вытянулась в струнку. «ТЫ!!» - мой Волк,
Меня заметил, наконец. «НУ, ЕЛЫ-ПАЛЫ! Ты не дала мне сон мой досмотреть!
Я в нем и весел был и юн, и гонял по лесу…Ну что тебе опять?»

«Я вижу, ты не рад мне…» сказала я… и в голос зарыдала. Волк опешил.
«Эй, ты чего? Да, рад тебе я, рад! Ты того, не очень… строительство пруда
не входит в планы здешнего начальства…»

А я с удивлением поняла, что остановиться не могу, что слезы градом льют… и сопли.
«Я не могу остановить свой плач! – сквозь всхлипы сообщила я. И носовой платок куда-то делся…» мысль об утерянном платке меня еще сильнее подкосила и я натужно взвыла.
Мой Волк отпрыгнул от меня, и удивление у него на морде сменилось неприкрытым ужасом.   

«Да что у тебя стряслось?!!! Не плачь, я вагон тебе приволоку платков сопливых, только ты, пожалуйста, не плачь!!!»

Я же тем временем, в себя прийти, пытаясь и плюнув на платок, в подол решила посморкаться, а заодно определить, что же в этот раз со мною сказка учудила.
Присмотревшись к подолу, я определила, что платье на мне ужасно дорогое, старинное,
все в золотом шитье, в каменьях драгоценных.

«Ты знаешь, - сказала, подавив рыдание. Мне кажется, что я сегодня, как минимум, царевна… а судя по настрою – Несмеяна…» От этой мысли горько стало мне, и я опять заголосила. Мне даже стало нравиться. Я и не подозревала, что у плача есть столько
необычных оттенков и тональностей. Вот если в грудь воздуха набрать побольше и выдохнуть открытым ртом, то рев выходит низкий и протяжный… А если шею чуть поднять, и губы трубочкой сложить, то вой выходит тихий, жалостливый…Все бы ничего, но ужасно раздражали сопли, их поток могучий безостановочно из носа лился.

Мой Волк, несчастный совершенно, вокруг меня кругами бегал и все пытался задней лапой за голову схватиться. «Послушай, ну не знаю я, как женщин утешают! Кто тебя обидел-то так сильно?»
«Кто – уже не помню, но кажется несчастная любовь всему причиной.» отвечала я, память моя явно стала девичьей. – Но любовь была такой несчастноооооооооой!!!»

Волк скис совсем.  Бегать перестал и плюхнулся на землю. Друг на друга мы смотрели молча (если не считать, конечно, звуков моих размеренных рыданий).
«А может, это аллергия у тебя… на шерсть? На волчью? И если ты немедленно исчезнешь, то сразу перестанут глаза слезится, а?»

«Все может быть. И аллергия тоже. Куда ж отсюда я пойду?… Этот мир я не вольна покинуть по своему желанию. А у тебя лекарство есть?»
«Да нет… Я же могилы сторожу, а не аптеку…»

Мы помолчали снова, размышляя.

«Ну, если это аллергия, то есть еще одно проверенное средство, - сказала я, утершись рукавом (да знаю я, что это выглядит ужасно неприлично! Но посопливте вот с мое, и вы оставите хорошие манеры!) Если аллергия у меня на шерсть твою, то можно налысо тебя побрить…»

Волк онемел, пасть приоткрыл, закрыл, оскалился, сглотнул… «Ты что, с ума сошла!!! Меня обрить?! Чтоб стал похож на лысую китайскую собачку?!!! У тебя совесть есть?!!»

«Ну, а что делать-то?!!! Я вот предлагаю варианты – это метод мозгового штурма, когда вначале бредятину все лепят. Чтоб творчество фонтаном полилось. Ну, а потом, всегда найдется самый умный, который всем фонтаны перекроет вескою идеей…»

«Да? Вот сколько знаю я тебя, ты непрерывно в состоянии штурма… причем, как правило, в начале…»

«Обидеть хочешь, да?» - и я, задета в лучших чувствах, вновь зарыдала еще пуще. Впрочем, плакать я не прекращала.
 
«Все! С меня довольно! Мы едем к доктору! Я слыхал, в лесу есть доктор ВсеБолит. Говорят, ни один из пациентов к нему второй раз не вернулся. Такой умелый. Тебя он вылечит, надеюсь, и от соплей и от любви несчастной.»
 
 Часть 1 Доктор ВсеБолит.

Меня насторожила слегка рекомендация, что Волк  дал доктору. Больше всего смущало имя. У кого все болит? У доктора? Или его счастливых пациентов? Но думать мне мешал мой бесконечный плач и настроение весьма тоскливое.

Волк решительно рванул вперед, на меня не оглянулся, а я послушно следом поплелась, точнее поскакала, путаясь в соплях и длинном платье.

Как мы дошли не помню – отчаяние с тоскою меня снедали (снедали - слово-то какое!), и Волк молчал и не мешал моей печали изливаться. Дом, в котором доктор жил, припрятался между деревьями и обнесен был высоким забором деревянным. Ворота из темного железа, над ними вывеска - «Доктор ВсеБолит. Врач, лекарь, эскулап. По выходным – Палач - с семи до девяти».

«Сегодня день какой?» - спросила я судорожно вздохнув и мотая головой, чтобы слезы мне глаза не застилали.
«Пятница, кажись…» задумчиво откликнулся Лохматый.
«Уверен?»
«Не совсем. Мне мертвецы мои календарей не дарят.»

«Ну… раз уж пришли…. Давай войдем, что ли…» - неуверенно предложила я. «Если доктор не вылечит мой насморк, так может хоть платков мне одолжит…»

Мы прошли в ворота и подошли к массивному дубовому крыльцу. Дом выглядел изрядно старым, и потемнел от времени, но ветхость не царила здесь пока..

На двери висел огромный деревянный молоток. Я протянула руку (не забыв по ходу громко всхлипнуть), схватила молоток и шарахнула по двери, что было сил. Дверь содрогнулась и отозвалась в ответ почти - что колокольным звоном.   Мне так понравилось, что я усердно колотить по двери принялась… и не заметила, когда ее успел открыть хозяин.

Доктор, тем не менее, ловко увернулся от очередного удара молотком, уверенно перехватил мою карающую руку и молоток отнял. 

«Добрый день, прекрасная сеньора. Чем я могу быть Вам полезен?» галантно поклонился эскулап, и к руке моей припал в ужасно светском поцелуе.

Я смутилась и руку быстро отняла, припрятав свой изрядно вымокший рукав. Положение мое мне показалось ужасно горьким. Еще бы! Доктор оказался еще довольно молод и хорош собой. Он был красив особой южной красотой – большие черные глаза, рисунок губ почти что совершенный, высокий лоб, загар и кудри, черные как смоль, волнами мягкими на плечи. А я?! А я – пусть в дорогом, но мятом платье, от слез и от соплей моих подмокшим, глаза и нос распухли и напоминали свеклу в миниатюре, волосы… про волосы я не вспоминала с начала сказки… Печаль моя была невыносима и я, конечно… разревелась в голос.

Бедный друг мой Волк присел аж с перепугу при виде мощного потока слез. Но доктор не смутился. Меня под локоть подхватив, он в дверь меня провел.

«Кто Вас посмел расстроить так, сеньора?»

В его глазах читалось участие и я, обрадовавшись, что хоть кто-то меня
захочет слушать, к нему на грудь упала.

«Ах, доктор, любила я! Но любимый мой меня не люююбиитт!!!!!!!! Как
пережить не знаю, и вот уже вторые сутки плачу, остановиться не могу,
но романтично печали предаваться мне мешают сопли! Ужасно это! Все
плохо, доктор!!»

Доктор меня заботливо по голове погладил и осторожно от себя
отстранил. На губах его играла печальная улыбка.

«Ах, сеньора, присядьте. И позвольте мне Вас осмотреть немного, чтобы
точнее мог диагноз я поставить»

Доктор мягко и решительно меня на стул дубовый усадил, и в меня
всмотрелся как художник, перед началом нового шедевра.

«Так-так…. Значит, Вас мучит беспокойство, бессонница, нет
аппетита…Мир Вам кажется тюрьмою, небо - крышкой гроба, люди –
бездушными глупцами?…»

Я несколько опешила от таких вопросов и неуверенно кивнула головой.
«И вопрос тревожит, а есть ли смысл в этой жизни?… и впереди одна лишь темнота и безнадежность?»
Я вздохнула.
«И хочется уйти от всех, кто жизнерадостен и весел, и мешает Вам страдать о погубленной любви?» Я опять согласна покивала головою.

«Чудесссно… То, что надо…. Отличная депресссссия…» Доктор Всеболит
радостно потер ладони.  «Вы знаете, сеньора, мне кажется я знаю, как
Вам помочь… О, поверьте, мое лечение будет коротким и эффектным. Я
помогу Вам…. уйти из жизни навсегда.»

Я замолчала в шоке. Но доктор, не смутился. «Молчание – знак согласия.
– сказал он быстро и меня за локоть ухватив, потащил в просторный
кабинет.»

Мой Волк вскочил. «Эй, доктор, погодите!…»

Доктор обернулся: «Ах, сеньор, оставьте … Речь идет о врачебной тайне…
Только я и пациентка» И с этими словами, он потайную отыскал пружину в стене и ее нажал.  В том месте, где мой Волк стоял, образовалась дырка в полу, и Волк в мгновение ока провалился. А за нами дверь закрылась с громкими стуком.

Мне стало страшно. От страха я начала икать. Мучения мои были ужасны! Поверьте - очень трудно рыдать, икать и насморк пытаться удержать одновременно. Но я справлялась потихоньку и размышляла напряженно, как же мне теперь отсюда убежать.

Мой доктор по-прежнему меня за локоть держал железной хваткой, глаза его горели фантастическим огнем.

«Сеньора, к Вашим услугам будет все лучшее, поверьте! Вы так прекрасны, Ваша печаль Вам так к лицу! («Вот врун несчастный!» - подумала я про себя). Давайте мы подумаем как нам все устроить, чтобы смерть Ваша была прекрасной и ужасной одновременно.» - Доктор продолжал и с этими словами он меня на стульчик усадил в углу. По бокам у стула висели кандалы, и стоило мне сесть, как цепи резво поднялись, и я оказалась прикованной! Правда, все же руками могла я двигать, что было важно, в свете нарастающих соплей.

«Ну, что ж… Доктор ВсеБолит сделался счастливым и торжественным ужасно. Прошу Вас обратить внимание на картины, что украшают стены кабинеты моего.»

Я повернула голову и огляделась – действительно по стенам висели картины, но все укрыты были от глаз тяжелой толстой драпировкой.

«Начнем с ужасного – Доктор продолжал. Смерть через повешение!» с этими словами, он дернул занавеску с ближайшего ко мне произведения искусства. Картина изображала туалет в каком-то современном доме. Над унитазом висел повешенный, мужчина, уже в годах, но еще не старый, с лицом кошмарного синюшного оттенка и высунутым языком. На ногах были домашние рейтузы, все в разводах темных, и тапочек один, чудом на ноге державшийся. В дверях застыли его домашние – сын, видимо, жена и дочь. У всех на лицах ужас и тоска.  Картина решена в серо-сине-сумрачных тонах. 
Я содрогнулась.

«О, уверяю Вас, - Доктор щебетал – отличный способ уйти из жизни, если Вы хотите достойно наказать родных и близких за их счастливый вид и непонимание всей глубины страданий Ваших… По-крайней мере, Вы испортите им завтрак.»
      
«Но, доктор, мне, конечно, ужасно грустно, но умирать я не хочу пока… - я попыталась возразить, гремя цепями.
«Не спорьте!! – мне крикнул Доктор в упоении. Вы сами не понимаете, чего хотите! К чему Вам этот мир, эта юдоль печали и страданий? Я обещаю - на могилу Вашу, я принесу охапку черных роз…»
«Ох, елки… Мама…» – тихо я икнула, понимая, что никогда конец мой не был ближе.

«Но Вас я понимаю… Возможно сей способ не очень эстетичен… Рассмотрим следующий.» с этими словами он сдернул покрывало со следующей картины.

На ней опять я увидала ванну (видно, туалет и ванную люди держат за места ближайшие к дороге в ад).  В ванне лежала девушка, вода приоткрывала грудь слегка. Девушка, наверное, когда-то была прекрасна, но смерть стирает красоту. Художник, правда, похоже, имел другое мнение. Он постарался придать своей картине зловеще – эстетичный вид. Ванна, в которой лежала героиня, была полна водою, с кровью смешанной и… лепестками роз. Листочки эти, местами прилипли к телу, и яркими тонами оттеняли рук мертвых белизну. Краски были насыщены и ярки – черный цвет волос, пурпурно-красный и белый, белый, белый цвет мертвой кожи. 

На картину я смотрела онемев. Доктор, с видом гордого творца, взгляд переводил с картины на мое оторопевшее лицо, по которому по-прежнему катились слезы.

«Не правда ли прекрасно? Вскрыть вены в теплой ванной, среди роз, отведав перед этим вина французского? Смерть – любимая среди изнеженных патрициев Рима….» Доктор мечтательно вздохнул.      

«Нет, нет, нет, Доктор! Я не хочу!» вскричала я.

«Упорствуйте? Сеньора, Вы так упрямы! Но у меня в запасе есть еще шедевры. Вот, например…» он сдернул ткань со следующей картины.

На ней открылся, наконец, пейзаж. Кусочек башни, вдали поля, лесочек и деревня. На горизонте вставало солнце. А прямо перед глазами зрителя – девушка в полете. Видна была лишь часть ее лица, на котором читался ужас и позднее раскаяние, но смерти тень уже коснулась лица живого. Девушка напоминала птицу, платье развеваясь, подобно было крыльям. Художник, несомненно, был талантлив. В отличие от предыдущей картины, здесь резких не было тонов. Наоборот, пейзаж был погружен в туман, и не было границ и резких переходов цветов. Серое перетекало в бурый цвет старой башни, зелень леса  ложилась в еще чернеющие небеса, и только солнца первый луч да девушки лицо здесь казались странными гостями… Картина эта меня заворожила, в ней читалось таинственное, ледяное обаяние…

Но громко вырвавшийся ик меня вернул с небес на землю. Доктор, который тоже любовался картиной, на меня взглянул нахмурясь. 

«Ну что, сеньора? Хотели бы хоть на мгновение почувствовать полета прелесть, а?»

«Нет, я с детства высоты боюсь» - я отвечала хмуро.

«Ну может, Вы хотите утопиться в ванне, наполненной шампанским? Или выпить яду из бокала работы самых лучших ювелиров? Или - гильотина времен французских комиссаров? Ну, на худой конец, позвольте мне Вас удавить. Право же поторопитесь с Вашим выбором – я начинаю терять терпение...»      

Я судорожно зашмыгала сопливым носом, сообразить пытаясь, как время протянуть.
«А скажите, Доктор – спросила я, - А кто художник? Кто написал картины? Должна признать – они прекрасны.» Сама с собою я бы поспорила, быть может, о достоинствах полотен, но у меня закралось подозрение, что художник – Доктор. Тогда он сразу убивать меня не станет. Художники – народ тщеславный, и возможно, ему захочется покрасоваться перед поклонницей его искусства.   

Я не ошиблась. Доктор повернулся ко мне с счастливою улыбкой.
«О, сеньора, разбирается в искусстве?»
«Совсем не разбираюсь, но прекрасного не чужда.»
«Что ж, должен я признать, что у Вас хороший вкус. Хотя, быть может, это замечание нескромно, поскольку я писал эти картины.»
Я изобразила на лице смесь восхищения с обожанием.
«Я восхищаюсь силой Вашего таланта и воображения, так живо все изобразить, как будто бы с натуры все писали…»
«Ну да, сеньора – это писано с натуры! Прекрасные сеньоры и синьорины – все у меня лечились от депрессий.  Правда, в отличие от Вас – добавил он с игривою улыбкою, - никто так долго не выбирал достойный способ проститься с жизнью. Ну же, что Вас смущает? Что ждет Вас впереди, подумайте: рутина! Те же люди, их сплетни и смешные страсти, продажность всех и вся! Вам с Вашей романтической натурой не ужиться в вертепе этом! Чем Вы живете? Надеждою на новую любовь?  Вы, не успев остыть от предыдущей, разбившей Вашей сердце, грезите о новой? И что же?…(Доктор почувствовал вкус к пространной речи и не на шутку разошелся) Допустим, вот избранник Ваш явился – почти что рыцарь, почти что маг, поэт или художник. Вот он Вас речами льстивыми заворожил, вознес на пьедестал и снизу обожает. Но долго ли продлиться сладкое мгновение? Нет! До первой близкой встречи, до ужина не при свечах, домашних тапочек и бигудей! И где очарование взаимное? Куда девался рыцарь? Теперь мы видим несчастного, унылого зануду, с огромной страстью погулять налево и несварением желудка. Теперь о Вас…  »

Я поежилась. Но перебить боялась, чтобы Доктор сам себя так красноречиво убеждавший не перешел бы к делу.

«И у Вас, хотя и свежий вид пока, но сколько стоит Вам усилий его продлить? И для чего? А лишний вес и вечная безрезультатная борьба за безупречную фигуру?! Оставьте все, доверьтесь мне, и Ваш последний день Вам будет стоить целой жизни!»

Доктор замолчал и на меня взглянул чего-то ожидая.

Я вздрогнула, слезы продолжали беззвучно по моему лицу катиться. Речь Доктора мне оптимизма не добавила. Потом вдруг вспомнила о роли поклонницы и восторженно захлопала в ладоши.  Доктор с довольным видом поклонился и медленно ко мне стал приближаться…

«Я Вам, пожалуй, перережу горло или кинжалом в грудь ударю. Лица Вам это не испортит, и я отличную картину напишу – я брошу Вас на перины пуховые, укрытые цветными шалями, осыплю нитями, оборванными жемчуга, и россыпью каменьев драгоценных… вы будете похожи на царевну, убитую отцом родным перед лицом врагов, чтобы уберечь Вас от бесчестья…» 

Тут я уже стесняться перестала и заорала «СПАСИТЕ!!!!!!!!!!» В этот миг раздался звон разбитого стекла и Волк, Волчара, мой Лохматый Друг, через окно запрыгнул. Он был  испачкан весь в земле и сердит ужасно. Он Доктора невежливо пихнул, а меня, со стулом вместе швырнул в окно.
Я испытала чудные мгновение полета… в клумбу. Стул, прикованный ко мне, меня чувствительно по темечку пригрел и вызвал новый поток соплей и слез. Но икать я перестала (уже неплохо!).  Сверху раздавался шум борьбы и неразборчивый англо-испанский мат. Наконец, вслед за мною, из окна Волчара прыгнул. А Доктор весь помятый и утративший свой светский и галантный вид вслед ему кинжалом размахивал огромным из окна и ругался на всех ему известных языках. 

Волк молча подхватил мой стул со мною вместе и, ссутулясь под нашей тяжестью, прочь за ворота побежал…

Часть 2 Вурдалак Костя.

Мы бежали долго, пока Волчара, наконец, не решил остановиться, и меня со стулом на землю водрузить.

«Слушай, тут у меня дружбан живет неподалеку, зовется Костей, хоть и вурдалак. Мы у него передохнем от пережитого кошмара и тебя от стула отделим. Идет?»

Я отдышалась от нашей скачки, и ко мне обратно возвращался скверный нрав Царевны Несмеяны.

«Как неразборчив ты в друзьях! То людоеды, то вурдалаки…» - сказала я капризно.
«Так ведь и я – не безобидный серый заяц!! – возмутился Волк. Ну, ты как? Идешь или выпендриваться будешь?»

Я подумала, что в положении моем особо привередничать не стоит, сидеть всю жизнь на стуле я не собиралась. Хоть, мысль о вурдалаке, в качестве радушного хозяина ночлега, меня слегка пугала.

«Ну, ладно, я согласна, не кипятись. Только как я со стулом-то пойду?»
«Ну, цепь-то длинная! А тут недалеко, взвали на спину и тащи!»
 
Я пожав плечами, подтянула стул, и, пристроив спинкой на голову, потащилась опять за Волком. Идти было ужасно тяжело. Во-первых, стул мешал, во-вторых, я снова загрустила, в-третьих, я ужасно на Волка злилась – стул мне мешал вытирать лицо (слезы- сопли, как обычно!), а Костя, хоть и вурдалак, но все ж мужчина… Кошмарно буду выглядеть!

Но, Слава Богу, шли недолго мы. В леске, за поворотом, на небольшой опушке, увидели мы домик – очень аккуратный, белый, чистый, с красной, цвета крови, крышей. Рядом с домиком был огород, в котором, кто-то, (видимо, хозяин), сажал картошку.   Такой чудесный деревенский вид – грядки, куры, навоза куча и пейзанин! Даром, что вурдалак. Хотя, возможно, этот мирный вид служил для бедных путников приманкой. 
При нашем приближении пейзанин поднял голову. Волк приветственно ему махнул хвостом.
«Приветствую достойнейшего представителя из всех племен нечистой силы!…» -
Лохматый церемонно поклонился. Я изумилась: вежливость не числилась доселе среди достоинств Волка. Но оглянувшись на него, я поняла, что он шутит, глаза его лукавым огоньком горели. Я стул пристроила на землю и уселась отдохнуть.

В ответ на церемонное приветствие, пейзанин уронил лопату и засуетился, руками замахал и попытался тоже поклониться, но как-то неуклюже. Пейзанин, он же Костя – вурдалак, вид имел совершенно неужасный. Он был немолод, роста небольшого, с брюшком и небольшой залысиной.  Мне хотел он улыбнуться, но смутился и быстро рот рукой прикрыл. Однако я успела заметить два неприятно длинных клыка.

Волк тоже заметил, что Костя прикрывает рот рукою.
«Ну, дружище, к чему стесняться своей природы? – он сказал. Здесь – все свои!»
«Да, но дама…- робко Костя возразил. – Дамы имеют свойство визжать ужасно громко от моей улыбки. А я шума не терплю…»
«Визжать не будешь?» – меня Волк спросил.
Я отрицательно мотнула головой.
«Ну вот, все формальности почти улажены. Разреши тебе представить – Царевна Несмеяна!»

«Царевна?! О, какая честь! Царевна в моем доме! То-то я смотрю, Вы прямо с троном Вашим… ко мне… - тут Костя заметил цепи на моих руках…- да…кхм…кхм… А это такой обычай царевен приковывать к тронам царским? Чтоб не сбежали от своих любимых подданных? »

«Нет, это я у Доктора ВсеБолита курс лечения проходила…и удалялась поспешно слишком…»

«Доктор ВсеБолит?… Да, я у него однажды тоже пытался зуб лечить, так он мне осиновым кОлом его пытался выдрать… Еле ноги я унес тогда и до сих в кошмарных снах его я вижу…  Ах, простите! Что же это я вас в дом не приглашаю! Проходите, прошу… »

 Вурдалак был так предупредителен, что мне мой стул помог нести до дома. В домике все было как снаружи – ухожено и чистенько, даже странно немного для жилища одинокого мужчины.
Костя мой стул к окну поставил, я, естественно, на него уселась. 

Костя принялся хлопотать с обедом. И по ходу вел вежливо расспросы.
 
«Простите, Царевна, а почему у Вас такой печальный вид? Вы все время плачете, как я заметил. А лечение у Доктора Вам не помогло?»

Я рот открыла, чтоб ответить, но тут мой Волчара встрял.

«Да он помочь ничем не может! Маньяк-эстет, блиин… Но на тот свет отправит мастерски! Бандит! Бретер! Наглец! Да я ему!… Да он мне!… Да чтоб ему!…. Да я б ему!….  (У Волка накипело). Нет, представляешь, - он с жаром к Косте обратился, выходит к нам – весь из себя такой красивый, причесанный… Я, мол, доктор….
А меня в подвал! А ее зарезать собирался! И хорошо в подвале стены земляные! Копал как бешеный, все лапы ноют! Ну, уж когда я до него добрался, ну я ему прическу-то порастрепал! А ты?! – вдруг на меня Волк заорал  - Тоже хороша! При виде рожицы смазливой этого испано-итальянского красавца, уж вся растаяла. Стояла, пялилась, про сопли позабыв от умиления!»

«Да, я тебя прибью! Нахал!» взревела я и кинулась к нему, потрясая стулом. Костя рванулся между нами.

«Что ты! Что ты! – закричал он Волку. Разве можно женщину дразнить?! Это опасно! Мне бабушка моя, покойница, (да будет ад ей Ниццей!) говорила, что в женщине таинственные силы заключены – эквивалент десятка ядерных боеголовок – кто их разбудит, тому не сдобровать! И лучше быстрее ноги уносить! Хотя, куда от бомбы убежишь…»

Я, мысленно себя зауважав, оскалилась на Костю, он в ужасе руками замахал и голову прикрыл, видно взрыва ожидая. Волк презрительно заржал. Я показала ему язык над головою вурдалака и сказала:

«Не волнуйтесь, Костя! Сегодня я внезапно подобрела. А если Вы накормите обедом – так я, вообще, ручная буду!»

 Наконец, мы пообедали и Костя, инструменты из сарая принеся, меня от стула отделил. На нас, на всех снизошел дух умиротворения. Волк задремал. Я предавалась печали светлой, Костя чинил лопату. Райский уголок! 

 Под вечер Костя приготовил для меня отличную постель в отдельной спальне. Я так устала от волнений пережитого дня и от слез своих, что мгновенно, едва коснувшись головой подушки, провалилась в сон.

Проснулась я от чувства странного, что кто-то смотрит на меня. Глаза открыла – точно! На краю постели – Костя – вурдалак сидит и на меня внимательно так смотрит. Глаза его при этом мерцают ярким блеском. Лицо у Кости при лунном свете стало белым, и два клыка белели в пасти. Теперь вид у него был страшный – не то, что днем! Я хотела крикнуть, но Костя проворно мне рот зажал. Он оказался довольно сильным.

«Царевна, Вы меня простите, но я ужасно голоден… Поверьте, Вы мне даже симпатичны,
но голод – это так невыносимо…» - с этими словами он пасть раскрыл с огромными клыками и потянулся к моей шее.         

Тут я рассвирепела. Нет, вы подумайте! Какой-то там трусливый вурдалак меня врасплох застать посмел и собирался мною поужинать к тому же! Я рванулась, к счастью, руки привязать он не успел, и ему в лицо вцепилась я ногтями. Костя взвыл и от меня  пытался отцепиться, но меня уж было не остановить!

Рядом с кроватью стоял тяжелый дубовый табурет. Я его схватила и обрушила на Костю, он охнул, руками голову закрыл и бросился из спальни. Навстречу ему Волк подпрыгнул, проснувшийся от шума нашей драки. Я в пылу сражения и Волку табуретом залепила за то, что водит меня по притонам каким-то – то маньяки, то вурдалаки! Потом они вдвоем исчезли из поля видимости, а я принялась крушить все, до чего сумела дотянуться. Табурет был крепким и в руках моих  не развалился. К тому же странным необъяснимым образом стали ломаться и лопаться даже те предметы, до которых достать я не могла.

Я буйствовала долго. Наконец, устав, я остановилась и удовлетворенно оглядела поле брани. Все в доме комнаты напоминали теперь большую свалку битого стекла и мусора. В гостиной, где мы обедали, остался целым только шкаф, да и то лишь потому, что был он в стену встроен.  Дверца шкафа была приоткрыта, и оттуда на меня смотрели две пары блестящих глаз.

 «Все, можно вылезать – я сообщила шкафу. На сегодня мне довольно упражнений. Тем более, что насморк мой прошел.»

Волк выпрыгнул из шкафа, следом осторожно вылез Костя. Он оглядел царящий хаос, вздохнул и прошептал: «Да, видно, бабушка была права…»

Часть 3 Превращения

Мы не стали задерживаться у опечаленного судьбою дома вурдалака. Тем более, что он на меня испуганно косился и старался не приближаться ближе чем на метр. Снова в путь по лесу, дорог не разбирая.

«Послушай, - спросила я у Волка. И что это все меня пытаются убить? Почему мы бродим по самым сумрачным местам Сказочного Леса?»

«А куда же мне тебя вести прикажешь, на лужок и травку мягкую? Чтобы твоей печали ничего не мешало изливаться? А так, спасая жизнь свою, ты забывала о своей беде.»

«Ничего себе метода!» – я усмехнулась.
«Ну, да, а автор – Доктор ВсеБолит!» - в ответ мне усмехнулся Волк.

Но, к сожалению, я снова вспомнила о недавнем горе, и снова слезы из глаз закапали.

«Ну, хватит! Надоело мне, - сказал мой Волк внезапно. И вдруг он мягко в воздух взвился, ударил лапами меня и… клыки его на шее у меня сомкнулись. Я попыталась оттолкнуть, но было поздно, и влаги теплой волна защекотала шею… Мне было странно – казалось, что лечу куда-то, или плыву, или тону в песках зыбучих… Где-то у края глаз, сквозь утихающую боль, замелькали цветные образы: слова, поступки, чьи-то лица … Потом из пустоты, из мрака ко мне приблизилась  большая Книга. Ее страницы листали невидимые руки… Я наблюдала. Последняя измятая страница - небрежный почерк (совсем как мой!) и чернильные повсюду пятна (сдается мне, что я их насажала!) - моей любви нелепой здесь царили настроения… И снова шорох перевернутой страницы – лист пустой пока… Оттуда на меня, я знаю (откуда-то?!) несется Смерть. Если с ней взглядом встречусь – ослепну навсегда. Я замечаю тень, легшую на Книгу… темнеющие контуры Небытия… но я успела! Заметить Смерть и увернуться от жутких глаз!

И также быстро, подхваченная неизвестно откуда прилетевшим ветром назад вернулась.  Я знала, что жива, но мир вокруг волшебно изменился. Он был наполнен звуками и запахами мне незнакомыми.  Я поднялась с земли и сладко потянулась как после сна… взгляд мой упал на лапы… МОИ ЛАПЫ! Я – Волчица! Открытие меня обрадовало, словно, какая-то частичка меня наконец-то стала целой…

Мой Волк был рядом. Взглядом он меня позвал с собой. Кто я такая, чтобы противиться судьбе?... Была бы человеком – рассмеялась. Я к небу морду подняла и завыла, всем существом своим, приветствуя Того, кто дал мне новый шанс и не был тороплив, судьбу мою листая.    

А дальше… Дальше были тропы лесные, трава в росе, и в воздухе разлитое ЛЮБЛЮ…

Настало утро. Солнце поднималось с своей заоблачной постели, небрежно сбросив покрывало тумана на чернеющую землю. Его лучи меня коснулись, и тонкие оковы сна потихоньку с меня спадали. Я снова становилась человеком. Но Волчица не исчезла.
Нас стало трое на лесной тропинке.  Они вдвоем взглянули на меня, кивнули молча и отправились туда, где чернела кромка Сказочного Леса.

Я улыбнулась вслед…

Проснулась. Глаза открыла. Да…. Красивый сон. Вот только шея что-то занемела.
Зевнула. С постели поднялась, по коридору в ванную – все как обычно – умоюсь, на работу, забуду прелесть сновидений, рутина, скука, быт – все слуги князя тоскливейшего из миров – в меня с охотою вопьются… Вот – зеркало, беру расческу и… замираю с открытым ртом. Мои глаза – не человечьи, ВОЛЧЬИ… Так значит, правда?… не проходят даром ночные игры с оборотнем Волком… Моргнула… Нет, теперь опять мои глаза… но забилось сердце чаще… значит, вместе… вместе навсегда.