Вот ненароком взглянув на камин,
вижу, как пламя мелькнет голубое.
Духов унять? Это дело пустое!
И в канделябрах плывет стеарин.
Как это мило, магическим днем –
в царственный зал, закружить с незнакомками.
Тихо сомкнутся туманными кромками
души задумчивых древних картин.
Что-то невнятное им говорю:
«Кто вы, строфою прозрачно-сребристою
гимны слагавшие календарю?» –
В вас оправдание божие высмотрю!
Холод разлуки коснется виска.
Дух любопытный, увы, не отпрянет,
дух утешающий поодаль станет,
там, где зияют печаль и тоска.
Всею своею нездешней повадкою
он снизойдет осторожно, украдкою,
умный, почувствует все за версту!
Видит, как пламя горит голубое,
слышит далекое или родное,
не улетает, как тать, в темноту.
Ворон разлуки меж царственных грез
смотрит в сомненье с презрением гордым
в эти щемящие душу аккорды,
в души слезами омытых берез.
Ну подожди! Что ты видишь такое,
ставшее в формуле сна и покоя
дьявольским символом метаморфоз?
И беспокойной, тяжелой волною
движется это «безумно другое»
в вечную пропасть смертельных угроз!
1984