Зримый мир, все как будто-бы бросили оземь,
в небесах облака, и за ними совсем высоко,
бродит песня моя, да, в последнюю, раннюю осень,
будто я заблудилась в осеннем лесу далеко.
Не слыхать голосов, только в воздухе, смутою пьяном,
кружит клин журавлиный, над грешной, холодной землей,
я была до конца с невозможным, опасным смутьяном,
я еще до конца не рассталась, наверно, с тобой.
Где вы, крылья мои, как поверишь воскресному чуду,
где вы, песни мои, моя юная, девичья стать!
Проклинаю судьбу, но тебя никогда не забуду,
если только мне жить и тобою дышать перестать.
Осень, строгие ели расстратили хвойную силу,
вечно пьяную ласку отдали за правильный грех.
Но, пока я жива, я любви у тебя не просила,
просто выбрала тайно, наивно, однажды, из всех.
Память, громкая клятва за дерзкий, неправильный выбор,
тонкий вымысел страсти, рябиновый, солнечный пир.
Разве мне за тебя, мой единственный, сон этот выпал,
в наказание страсти - хмельной, перевернутый мир.
Отшумит бабье лето - законно не званный мятеж,
пожелтеют березы, смолою, слезою, откупятся ели,
и за яркими красками, ложных, осенних одежд,
как отплачут по мне, до зари моей зимней метели.