Мы попросим историю стать у трельяжа, -
отражать во все стороны профиль и фас,
и мы ждём, когда она что-то скажет
про позор Беслана и "Норд-Оста" газ.
И мы верить хотели бы в пользу денег,
и в оправданность смены времён внутри,
а история думает, - лучше б на берег,
где по прежнему Роммель ведёт бои.
А история хочет в кошмар Сталинграда,
в ад ненужных атак ля-Рошеля во тьме,
Рокоссовского хочет представить к награде,
и не верит, что нынче в таком дерьме.
Что ж ты, пава, стала такой жеманной -
То наукою, тварь, то искусством косишь?
Ты была б женою наверно странной:
всё учила бы феню, транслит и идишь.
А она вдруг стала нечаянно кроткой,
и просила б прощения. Да за что?
В ней всё бьют расчёты прямой наводкой,
и гремят эшелоны великой мечтой.
Извини, подруга, погорячился.
Ты всегда такой, вечно была,
и всегда над тобою демон носился.
Он и есть тут Муза - такие дела.