КЛОУН
Она любила клоуна. Не то чтобы он что-то ей обещал, нет, — они даже не были знакомы. Но по выходным, когда Валерии не надо было идти работать в библиотеку, она отправлялась на выступления клоуна, покупала билет на первый ряд и дожидалась, когда гений смеха выйдет на сцену в своём жёлтом балахоне и начнёт беспрестанно падать, чтобы снова подняться. В эти мгновения нелепых падений сердце у Валерии в груди трепетало от счастья и жалости, и не было в зале более благодарного зрителя. Но больше всего Валерии нравились красные тапки клоуна. Очень скоро ей стало уже мало фотографии на стене, рядом с кроватью, фотографии, где клоун выгибался в немыслимой, мучительной позе, и Валерия пустилась на поиски по всем вещевым рынкам. Она привлекла к этому процессу даже Витю, застенчивого молодого человека, пишущего стихи, который давно и безнадёжно за ней ухаживал. Наконец, на грязной площади, среди бесчисленных лотков, Витя нашёл предмет её страсти. Огромные красные тапки были точь-в-точь похожи на те, в которых клоун, играя на подмостках, наступал себе на штанины и нелепо, бестолково падал, как подкошенный. Витя купил драгоценность, не торгуясь, и, счастливый, отвёз своей возлюбленной, забывшей, впрочем, на радостях хотя бы чмокнуть его в щёчку и тут же отправившей несчастного дарителя домой. Валерия поставила тапки на коврик возле кровати и долго смотрела на них с той нежностью, какая бывает только у очень одиноких людей к своей собаке. Потом Валерия пила кофе из крохотной чашечки, манерно оттопырив мизинец, и грустила о том, что постепенно стала всё больше тяготиться своей скучной работой. Она вспомнила, что недавно принесла читательнице вместо книги о компьютерах роман Вальтера Скотта, и улыбнулась, с удовольствием подумав о своей рассеянности, которую тут же связала с влюблённостью.
Дни шли за днями, Валерия по-прежнему ходила на выступления клоуна и мечтала о том, что когда-нибудь он бросит ей воздушный шарик, заметит, выведет на сцену, а потом, да, потом он скажет ей те ласковые слова, которых ждёт каждая женщина. Но ничего такого не происходило. Наконец, Валерия решила действовать сама, решила поднести клоуну цветы, хотя и считала такой поступок слишком дерзким. Выбежав в конце выступления на сцену, Валерия протянула клоуну букет роз, купленный на остатки жалкой зарплаты. Клоун улыбнулся, слегка подался вперёд и приложился к щеке смущённой женщины намалёванными, огромными губами. Дальше всё произошло так просто, что Валерия от неожиданности забыла о своей робости, о долгих месяцах, когда она не могла и думать, что решиться заговорить с Клоуном. А между тем, Клоун взял её за руку и увёл за кулисы, откуда, после короткого разговора, они пошли в кафе, выпили красного вина, и Валерия сама удивилась тому, что уже без всякого смущения слушает неиссякаемый поток остроумия клоуна. Потом они вернулись в театр и заперлись в гримёрной. Валерия совсем захмелела от вина и счастья, и была покорна, хотя и знала, что у клоуна есть жена и даже двое симпатичных детей. Всё произошло с той быстротой, с какой на человека наезжает автомобиль пьяного водителя. Больше всего Валерию потряс запах пудры в гримёрной и то, что Клоун кусал ей уши. Одевалась Валерия в полной уверенности, что всё лучшее ещё впереди, что ей предстоит ещё не раз сюда вернуться. Какой-то артист ворвался без стука, смущённо закашлялся и клоун попрощался с Валерией. Она вышла в коридор, но, пройдя несколько шагов, вспомнила, что забыла на стуле сумочку. «Какая я рассеянная!» — с удовольствием подумала Валерия и вернулась. Тихонько приоткрыв дверь, она услышала слова артиста:
— А это, что за девица вышла? Страшненькая!
Клоун сидел спиной к двери и смывал с лица остатки грима. Валерия хотела гневно ответить, но тут клоун каким-то будничным и ленивым голосом сказал:
— К тому же редкостная дура. Но в постели очень даже ничего. За неимением лучшего пока сгодиться.
Так же тихо прикрыв дверь и снова забыв про сумочку, Валерия на ватных ногах пошла искать выход из театра. Она старалась не реветь, и это даже удалось, поскольку Валерия была поглощена странностью своего состояния — казалось, что в голове не осталось ни одной мысли, только какие-то белые, яркие пятна всё-время плыли в глазах, и на улице пришлось взять такси, чтобы не рухнуть здесь же, у выхода. Уже подъезжая к дому, Валерия сообразила, что у неё нет денег, но таксист, вздохнув и покачав головой, простил ей долг.
Войдя к себе в комнату, Валерия бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушку. Слёзы, наконец, прорвались и теперь душили её. Она плакала о своей молодости, которая так внезапно закончилась, словно и даётся-то только на один час. В этот момент Валерия знала, что все считают её некрасивой — да она и была некрасивой с размазанной тушью, красными пятнами на лице, кусающая зубами наволочку, чтобы не рыдать во весь голос. Беспомощно комкая платок, она хотела сейчас только одного — чтобы её, этой нелепой жизни, никогда не было…. Наревевшись вдоволь, Валерия медленно поднялась, взяла ножницы и стала, дрожа всем телом, торопливо резать красные тапки на куски. Потом она заварила кофе и, сидя на полу посреди лоскутков, пила большими глотками, обжигаясь и держа в другой руке двумя пальцами сигарету, которую взяла в комнате у матери, курившей давно и безнадёжно, но никогда не позволявшей дочери. Затягиваясь, Валерия мучительно кашляла, и кофе выплёскивалось на пол. Наконец, она, не вставая, стащила с тумбочки телефон и набрала номер:
— Витя, Витенька, приезжай. Ты не представляешь, как всё ужасно! Почему люди такие гады? Ви-и-и-тенька….
Через полчаса Витя с тортом в руке уже мчался вверх по лестнице, на ходу расстёгивая куртку.