Раздрай

Маша Виргинская
Мария ВИРГИНСКАЯ

РАЗДРАЙ 


Я письмо пишу на краешке тучи,
Улетающей в далекие дали,
Только ты его навряд ли получишь,
До тебя оно домчится едва ли.
Дождь пойдет, им  отстучу телеграмму,
Синь открытки опущу в майский ветер.
Ты, любимый, попроси свою маму
На клочки не рвать послания эти!


***
Ни грома, ни града она не боится,
Ни долгих разлук, ни житейских невзгод,
Любовь – это сильная храбрая птица,
Она без раздумий взмывает в полет.
Лишь в стойком гнездится она человеке,
Лишь верных на звездный простор окрылит,
Ее не закрыть в позолоченной клетке,
Ее не купить за все злато земли.
Нет няньки нежнее, нет преданней стража,
Но в трудном бою и в опасном пути
Предавший ее, обрекает себя же
Навозным жуком по планете ползти.



***
Ты ушел до праздника,
С полпути –
Новый за Атлантикой
Дом найти.
Там, за той околицей,
Бог весть где
Ночь твоя приходится
На мой день.
Там заря закатная,
Здесь рассвет,
В странствие обратное
Сдан билет.
Радовались лету мы
Для того ль,
Чтобы сигаретами
Пичкать боль?
Так на тверди Боговой
Не живут:
У тебя там логово,
Дом наш – тут!


***
Над рыночным гвалтом промчалась комета,
Над торгом, где знают все лучше всего!
Бухгалтер всегда облапошит поэта,
Но… лишь в амплитуде среды бытовой.



***
В раны давних бед и обид
Снова соли сунули горсть.
Главное, чтоб гнев, сердца щит,
В нем не переплавился в злость!


***
Все дальше и дальше из Крыма
Уходит состав на закат.
Не знаю, была ль я любима
Всего двое суток назад.
Скучаешь ты в мягком вагоне,
Глядишь на пейзаж за окном,
Все призрачней, все отдаленней
Оттуда наш маленький дом.
Кто я тебе? Завтра кем стану,
В разгар звонкой летней поры,
Когда за кормой океана
Растает наш маленький Крым?


***
Пора смириться, позабыть о том, что было:
Сверчками пела ночь, над морем день блистал…
Как апельсиновая роща с тундрой стылой
Несовместимы красота и нищета.



***
Мы разнолики все, глубинно однополы,
Нам легче оправдать себя, чем побороть,
Не однозначен факт, не может быть он голым –
За каждым есть душа, одетая во плоть.



***
В земле чужой покоятся мечты,
Которые мы вскармливали оба,
И та тюрьма, в которой бьешься ты, –
Огромная – под возраст, рост! – утроба.
В нее тебя силком впихнула мать,
Привыкшая тобой распоряжаться,
Из тесной тьмы на белый свет опять
Явиться должен ты американцем.
Принять их флаг, их нравы, их закон.
Их гимн пропеть в помпезно-пышном зале…
Но скрюченный в кошмаре эмбрион
Хрен разогнется, горечью отравлен.
Из рукава шестеркой выпал туз,
Фальшь засверкала в фирменной улыбке.
Каков сегодня сребреника курс
Но стопроцентно долларовом рынке?!
Осуждены мы ждать рассветы врозь,
Не жить, а срок мотать на разных зонах,
Пора в бега. Не то земная ось
Проткнет заточкой сердце эмбриона.


***
Дни – анонсы к вечной  теме
На воде чертали вилы.
Знаки дней – не просто время,
Это время жизни, милый!
И преступно и нелепо
Расточать на ожиданья
Мг насущный вкуса хлеба,
Цвета миросозиданья.


***
Забыть бы мне, зубами лечь к стене,
Над попранным заплакать благородством,
Но я не буду разжижать свой гнев,
И боли облик искажать уродством!
Вновь предана. Вновь, запертый в груди,
В куски меня разносит вихрь белый.
Все так: покуда гнев неостудим,
В нем соединены душа и тело.
Ни в жалобах, ни в плаче, ни в вине
Я не желаю обретать забвенье.
Да, предана! И весь позор на мне –
За веру во значеньи  пораженья!

***
Сумрак занавес поднял в причудливом театре абсурда,
И пошло представленье, сбиваясь с дыханья на хрип.
Я не слышу себя. Вновь ни зги я не вижу оттуда,
Где так много склонений, а форм временных только три.
В сослагательном завтра уродую лики былого,
Подозрение в черном на главную пробую роль,
Выпадает в антракт междометием ставшее слово,
А в буфете пустынном внезапно закончилась соль.
Мы просыпали пуд ее или же все-таки съели?
Героиня на скрипке прощальную ноту взяла.
Сумрак серой бедой, тихим омутом плещется в теле,
Чье сознанье за крест уцепилось с грехом пополам.
Тараканами мысли на сцену сомнения лезут,
Где все время – зима, там ни бабочек нет, ни стрекоз,
Не Шекспира трагедии – бедной зареванной Эльзы
Исполняет душа в искупленьи загубленных грез.
Поскорее бы ночь. Может статься, во сне вразумлюсь я,
Оторву ото лба скользкий призрак иудиных уст,
Перестану страшиться тяжелой  воды послевкусья,
На себя примерять по Офелии  вырытый пруд.
Я попробую верить, что все разрешится, и скоро,
Что любовь – неизменна, что вымышлен образ врага,
И в гастрольный вояж с облегченьем отправлю актеров,
Превративших мой мир в унизительный, злой балаган.


***
Десять дней до скончания мая
Провести нам осталось вдвоем.
Что ж ты розы в бульвары вплетаешь,
Одинокое лето мое?
Зря наполнятся пением кроны,
И подернется маревом даль,
В летний вечер, сияния полный,
Мне полудня мучительно жаль.
О валах и кораблекрушеньях
Лучезарное море поет.
Не вводи дух мой во искушенье,
Долгожданное лето мое!

***
В синем воздухе весна звенит,
В колосящейся траве – май,
И, влюбленные в цветной свой вид,
Палисадами красны дома.
До ночной поры дойду, сдержусь,
Подожду, когда сгустится тень,
Так не хочется мне красить в грусть
Этот радостный, спокойный день!

***
Преодолевая трудности,
Мужчина оставить их рад
Навек за спиной, без предъявленья счета,
А женщина, в силу сущности,
Должна оглянуться назад –
Что Эвридика, что жена Лота…


***
Та женщина, чья речь – коварный гололед,
Чьи помыслы темны, а чувства скупо серы,
Уже убила май, теперь июнь убьет,
Растопчет каблуком простой  светильник веры.
Ей безразлично все, чем можно взгляд согреть,
К чему посредь беды мы тянемся сердцами,
Спокойно подведет она любовь под смерть
И разопнет Христа в неосвященном храме.
Но Бог, что предан был, простил, но не забыл
Удар, отнявший вдох у песенной гортани,
И тем, кто возжелал иудиной судьбы
Он первым воздает за миропоруганье.


***
Заря с зарей играет в салочки,
Май взял у лета в долг жары.
Какие девочки – как бабочки! –
Так ослепительно пестры!
Скользнула над газоном бабочка,
Оставив тени на цветах,
А парни пиво пьют на лавочках,
Смакуя терпкий вкус глотка.
Унынья пыль смывает свет с лица,
Летит мечта за облака.
Любому хочется проникнуться
Истомой яркого денька.


***
Ждала: вот-вот! Сейчас уже придет!
Еще минута, две… Но, Боже правый,
Он позвонил не в дверь, а из Варшавы,
Вдруг ставшей мрачным символом невзгод!
Сказал, что не вернешься, что обман
Застал тебя врасплох ударом сзади,
Что заберут тебя за океан
В числе туда перевозимой клади…
А я никак все не могла понять,
Что ты стоишь у трапа самолета:
Украла мужа любящая мать
У женщины по имени Свобода!
Взяла в полон – ковать на голове
Ключи от рая во значеньи ада…
Я тоже мать, но счастье сыновей
В том признаю, что им от жизни надо.
Когда ж сознанье с четырех сторон
Зажато в стены кельи-каземата,
Оно о счастье молит телефон –
О бегстве в мир, что бы твоим когда-то.
Он им остался. Мир твоей жены,
Не потерявшей ожиданья навык.
Разведены мы и разлучены
Варшавой: сквозь Варшаву, до Варшавы…



***
Состоим в живой природе
Мы лишь мизерный срок,
Жизнь стремительно уходит
Из-под рук, из-под ног,
От рассвета до заката
Всюду нас ловит смерть,
Не откладывай на завтра
То, что хочешь успеть!
Покачнется черепаха,
Опрокинув слонов,
И мирок надежд и страхов
Камнем ухнет на дно.
Под гранит, бетон иль глину –
Все одно! Важно днесь
Нам хотя бы половину
Добрых дел сделать здесь!



***
Подогнав текст под заголовки,
Чем дни мутней, тем злей обман,
Но сыр в наборе с мышеловкой
Сует народу власть – капкан.
Манил нас духом жирным, пряным
День, что закончился бедой:
Развалом все и вся, капканом,
Где мы все сделались едой.





***
Не решишься, не сбежишь ты из плена?..
Бог с тобою!
На Луну и все светила Вселенной
Молча вою.


***
Он был, как страж земного рая,
Боец без страха и укора!
Но вот ветшает, умирает
Прекрасный благородный город!
В нем, чтобы дух добить в народе,
Питаясь униженьем нашим,
Там власти кабаки возводят,
Где были памятники павшим.
Ничем не может быть оправдан
Позорный шабаш толстозадых,
Из гиблой нищеты сограждан
Растут валютные их вклады.
Пройдясь по паперти метлою,
В заботе как бы о народе,
Они в руинах церкви строят,
В раю бронируя угодья.
Но Бог вкусил их яда вдосталь,
Он видит, как, силен и светел,
Его архангел Севастополь
Пытаем в нефах зданий этих.




Антонине
Нарядны девочки и мальчики,
Перенасыщены весной…
Какие раньше были праздники –
Цветы, гитара и вино!
Мы жили шумно, веры полные
В чудес веселых череду,
Огню такой любви покорные,
Что аж захватывало дух!
Снуют по дому привидения:
Вернуть бы нас, вернуться к нам!..
Лишились плоти дни рождения –
Цветов, гитары и вина.





***
Спешат, хотят расправиться со мной,
Чтобы тебе отрезать путь домой,
Чтоб впредь не вспоминал ты обо мне
Ни наяву, ни в черно-белом сне,
Чтоб ты забыл, что есть на свете Крым –
Край, где ты был свободен и любим.


***
Остался берег радости вдали,
За множеством чужих дорог и крыш.
Душа моя, не надо, не боли!
Душа моя, ну что ж ты так болишь!
Ты слабая, тебе невмоготу
Рвать в клочья двуединства благодать.
Сожжен корабль, а встречи на мосту
Тебе уже сейчас не надо ждать.
Душа моя, прими свой крест, как меч,
Как оберег от каверзного зла,
Чтоб впредь хотя бы в памяти сберечь
Пространство, где ты счастлива была!



***
Хочешь – смейся, хочешь – злись, а хочешь – вой:
Как в полон, в чужую землю милый взят,
И осталась я соломенной вдовой –
Ждать – не ждать, глядеть в окошко на закат.
Не с кем трапезу делить мне и постель,
Не с кем слово молвить в сумрачном дому,
Сел наш парусник на пагубную мель,
Изменив нежданно курсу своему.
И любимому в стране чужой не мед,
И ему разъело сумраком лицо,
К веку полному приравнен будет год,
Что протянет он соломенным вдовцом.



***
Ты станешь звонить все реже, ты станешь писать все чаще,
А будущее украдкой стыкуется с настоящим.
Обвыкнувшись в жизни новой, тембр сменишь, окрас и абрис,
И мой телефон забудешь, а там и почтовый адрес.


Сестре
Страсть – сила и слабость, порыва двоякое имя
(Сквозь мутную темень бьет солнц ослепительных свет),
На этой планете мы можем быть только такими –
В движеньи вперед нарушая зарок и обет.
На этой дороге, среди запрещающих знаков,
Кто полем кружит, кто неистово прет через лес.
Не может быть род наш совсем и во всем одинаков,
Не то бы давно он бездарно, бесследно исчез.
Смиренье ль залог обретенья космических знаний,
Сознанье, что бренны и соколы, и воронье?..
Чем жарче, тем ярче душа, тем она первозданней,
Тем жизни в ней больше и – страсти к спасенью ее.


***
Он не выдержал испытания,
Обманул его волю вор,
Он отдал меня на заклание,
Он сводил меня на позор.
Он разлукою, как изменою
Почтил ворово ремесло –
Заклеймил мою душу грешную
Недоверием к свету слов.
Разорили дом наш, расхитили,
Как открыла я дверь ему,
И простил, и спас он грабителей,
А себя обрек на тюрьму.


***
Был полон гладиолусами дом
В последние июньские декады.
В дни праздников! Как были мы им рады,
В согласьи собираясь за столом!
Ромашек мелких простенький букет –
Старинной вазе грустная утеха.
Нет нынче гладиолусов. Как смеха
Людей, которых в мире больше нет.


***
Как избегнуть приговора,
Петь остаться, жить?..
Дни короче станут скоро,
Улетят стрижи.
Дар прозренья сердце мучит,
Мыслям вопреки.
Прикоснется ль к зимней туче
Ласточка руки?
***
Крепнет стресс, дешевеет рубль,
Иллюзорен покой в домах…
Дни июня идут на убыль
Незаметно, как жизнь сама.


***
И мелкая неприятность – ягода,
Из которых слагается
Гроздь жизненных поражений.


***
«Без хозяина дом сирота», – вселяясь к жене моряка дальнего плавания,
сказал Полтергейст.


***
Бог слушает мысли, а Дьявол – голоса:
Побережемся же сомнения озвучивать  словом!


***
Чего нам стоит благорасположение демонов, знаем только мы,
Те, кто не способен выть в волчьей стае.


***
«Ночь улыбается», – сказал сын Тимофей,
глядя на месяц рожками вверх.


Май – июнь 2004 г.