Букет я составил из пяти хризантем - белой, пушистой, с непослушным изогнутым стеблем, сиреневой, поменьше, еще одной сиреневой, с узкими стрелками-лепестками, похожей на звездочку, и двух сестричек - маленьких, белых с розовато-сиреневым снова же кругом внутри, который на вид казался теплым, а еще объемистой ветви то ли шиповника, то ли розового куста, а еще - папоротника. Потом, конечно, оказалось, что и блиц-икебана, набранная в цветочном павильоне и построенная в жутком, действительно шахматном цейтноте (я ведь спешил к любимой, и опаздывал) это глупость, и составлять ее негибкими руками уличной цветочницы - глупость еще большая, и главное - надежда на то, что чувства, в т.ч. и чувство прекрасного, заменят умение - тоже неумна и наивна. Конечно, ничего не вышло: все линии сломались от неправильной подрезки и крепежа, розовая ветвь торчала всюду, напряженно загибаясь всеми своими кончиками за чужие стебли, белая хризантема отворачивалась от меня, показывая гладкую, как стриженый волосок к волоску девичий затылок, тыльную часть, и все, кроме только честно ровного папоротника и бело-сиреневых сестричек (рядышком, в обнимку) сбились в клубок, не красивей срезанного, потому что не расчесать, клока спаниельей шерсти.
И вечер получился - короткий и грустный. Она была простужена тоской, а я, как оказалось (не оказалось, а было или есть, кривлю словом) не умел ничего, кроме долгих взглядов в глаза, которые были бы неуместны, и улыбок невпопад, улыбок, которые несмешной шуткой не вызовешь, но которые на нее похожи. В кафе дети праздновали день рождения, с массовицей-затейницей, с костюмами, масками, реквизитом, шумом. Наши слова, предназначенные, или это так от грусти казалось мне, только самим себе, звучали неживыми и бессильными, будто падали на кафельный пол, холодный, как лоб Ленина.
Может быть, для грустного вечера это был его единственный букет, особый, как у невесты? Или в самом букете была грусть, и пыльцой упала на наши лица? или это только два случайных события дополнили друг друга, как король и дама треф на руках игрока? Как бы то ни было, я пишу об этом сейчас, в основном потому, что хризантемы были не виноваты ни в чем, и несправедливо было бы не оставить после них даже памяти о запахе, оставить их самих так сплетенными в фотографической вечности воспоминания
Мы бросили, забыли букет в вазе, и только милая официантка, ничего не зная, о нем нам напомнила, догнав нас на выходе, только напрасно.
Да, еще - может быть, эта нелепая, от рождения больная икебана заберет у тебя, любимая, сегодняшнюю грусть, чтобы умножить ее на собственную и потом, умерев, облетев, унести из этого мира туда, где растут ивы и цветочные души.