Сплав по рекам Горбилок и Большой Пит, 1992

Отшельница
                ПРИЕХАЛИ

Мы перед складом тягостно томились
Полдня. Мучительно пекла жара.
И вдруг все радостно засуетились:
Загрузка! Отправляемся! Ура!

А мне было сомнительно чего-то –
Ведь невозможно видеть без тоски,
Как в недра пожилого вертолёта
Битком пакуют тяжкие мешки.

А как тряслись заплаты оболочек,
Когда летели. Как он выл, что сил
Уж не хватает. Пьяный (!) вертолётчик
Неоднократно закурить просил.

Но мы летели. Кажется, он падать
Пока не собирался. Поскорей
Добраться бы. Попутную команду
Забросили на ржавый Удерей.

Внизу перемещались рек извивы,
Тень вертолёта, дымная черта
Пожара, Ядуль – чёрные обрывы,
Вот Анкино, и – снова суета.

Ударило воздушное цунами.
Лежим в траве, траву метёт волна.
Взмыл вертолёт и канул за горами.
Приехали. Какая тишина!


СУШЬ

Конец июля. Пекло, как в пустыне.
Худеет и слабеет Горбилок.
“Всё перекаты”, и нигде пути нет,
И мели режут речку поперёк.

И волоком, в воде по щиколотку
(Чего и ждать от этих чахлых струй!)
Серёжа к серым скалам тащит лодку,
А там – то “потоскуй”, то “погорюй”*.

Жара в реке отращивает косы,
А в отдаленьи, где-то впереди
Всё чаще высь раскалывают грозы
И проливают бурные дожди.

Вот заклубился дым за поворотом:
Там поработал молнии удар.
Замельтешили вскоре самолёты
И сбросили десант – тушить пожар.

Потом четыре дня без перерыва
По берегам народу много шло:
Пожарники вовсю ловили рыбу.
Тайга горела. Солнышко пекло.

---------------------------------------------
* “потоскуйская”, “погорюйская” – названия геологических формаций
---------------------------------------------


ЯДУЛЬ
 
Ах, нет предела тоске-печали,
Неизмерима горька-беда –
Они на Ядуль меня не взяли,
А так хотелось пойти туда!

Ах, им бы только бы отвязаться,
Мол, для меня там работы нет,
Охота, мол, по тайге таскаться!
Оставили. Зашивать брезент.

А там такие крутые скалы,
Какие видятся лишь во сне,
В цветах, в карнизах – я это знала,
Но не пришлось убедиться мне.

Им непонятны мои порывы,
Мол, путь нелёгкий, и всё – пешком.
А мне – взглянуть бы на те обрывы,
Ну хоть мгновенье, ну хоть глазком…



ТУМАН

Ночами – плотные туманы
На много миль со всех сторон,
И если есть туманней страны –
То, может быть, лишь Альбион.

Туман лежит тяжёлый, ватный,
Давя невидимый простор
Зверюгою невероятной
От Горбилка до выше гор.

Ушам безветрием подарен
Во тьме, в тумане мир тайги:
Свист и возня каких-то тварей,
Треск сучьев, бульканье реки.

И шелест змей, и шорох крыльев,
Стон остывающих камней –
Всё, что от глаз туманы скрыли,
Ушам в ночи слышней, слышней.

Ленивый, сонный, не уходит
Туман, но солнца подождём –
Он в облака на небосводе
Всплывёт или падёт дождём.



МЕДВЕДИ

Туман пожрал обрыв, и вроде
Совсем, совсем невдалеке
Косматые медведи бродят,
Медведи плещутся в реке.

Швыряют камни, хулиганы:
Такая есть у них игра.
И страшно смотрят из тумана –
Кто это ходит у костра.

Они плывут и тянут лапы,
В густом тумане ждут, пока
Усну в палатке, чтобы сцапать
И схрупать прямо из мешка.



МОШКАРА

Когда бы не кусачие злодеи,
Какая жизнь была бы – благодать!
Упасть бы в мох, в багульник погустее
И дивным воздухом дышать, дышать.

Когда бы не кишели кровососы –
Без упаковки, чуть не нагишом
Ходила б я в маршруты, на откосы
Отчётливо взлетала бы стрижом.

Когда б не надоеды-людоеды –
Работали б мы чудно, просто всласть,
С достоинством вели бы мы беседы
И ели бы степенно, не машась.

Не лезли бы они в глаза и уши!
Как славно, на липучую их сеть
Не отвлекаясь, полноценно слушать
И без истерики смотреть, смотреть!



УТОЧКА

Мы возвращались. Я плелась устало,
Неся своё проклятье на спине –
Рюкзак с камнями чёрными. Мечтала,
Конечно, только о еде и сне.

Вдруг – уточка из заводи у брода
Возникла и, не замечая нас,
Неслышно выскользнула на свободу
И плавно закружилась напоказ.

Она плыла и принимала позы,
Клонила шею к водному стеклу,
Вальсируя легко и грациозно,
Как юная принцесса на балу.

Казалось, робкий невесомый призрак
Окинет взглядом человечьих глаз,
Промолвит слово голосом капризным
И, усмехнувшись, пропадёт тотчас.

Потом я много уток повидала,
Но мёртвых всё. Добычу для котла.
А та – как балерина выступала,
Царицею по реченьке плыла.



КАЧЕНДА

Мы шли наверх недолго и нетяжко,
По-северному дикая тайга
На этот раз нам сделала поблажку:
Орудье инквизиции – мошка
Не грызла. Моховое одеяло,
Изрядно замедлявшее шаги,
Со вздохом неохотно отпускало,
Слегка засасывая, сапоги.
Немножко – гарь. Кустарник каждой веткой
Цеплял одежду. Вниз! И вот – река.
Каченда. Блеск! Волшебница. Конфетка.
Мёд с молоком в кисельных берегах.
Чудесная Каченда! Это много –
Глядеть в тебя, дотронуться рукой.
Вот это – счастье. И трудней дорогу
Прошла бы ради красоты такой.


Здравствуй, фея Каченда! В тайге, в глухомани
Расположен твой тихий тенистый приют,
В комариных лесах, что тебя обнимая,
Охраняют тебя и без устали пьют.
Ветер свежесть вкушает с твоих перекатов.
Наклонясь необъятною голубизной,
Нежно небо сосёт голубую прохладу.
Из завешенных зеленью заводей в зной
Солнце пьёт изумруд. И приходят олени
И другое зверьё из чащобы густой –
Все приходят к тебе и встают на колени
Пред твоей красотой и твоею водой.
Вот и я подойду и потрогаю воду,
Словно льющийся лёд – и немеет рука.
Преклонюсь, чтоб испить у богини природы
Серебристый глоток. Холодна и сладка!



РЫБЫ

Под скалами омуты. Круглые глыбы
Светлеют в прозрачной речной глубине.
Гуляют по омутам крупные рыбы,
Позируют, дразнят и снятся во сне.

Им спину венчает узорчатый гребень,
Пунцовые розы у них на боках,
И мчат их стрелою огнистые греби,
И хлёсток хвоста победительный взмах.

Под шкуркой чешуек зеркального блеска
Темна и змеистым рисунком пестра
Спина, от брюшка отделенная резкой
Рельефной чертою, как у осетра.

Стоят в глубине, шевеля плавниками,
Блистают алмазно на солнце бока.
Блесна? Нет. Зачем же им быть дураками,
Коль солнце показывает рыбака?


*  *  *
“Хорошо жить на востоке…”

Пит Большой – почти как море.
Вниз от устья Горбилка
Хорошо плыть на моторе,
Щуря глаз на берега,

Мимо уток, мимо чаек
Плыть, валяясь на спине
И легонечко качаясь
На игрушечной волне.

Хорошо, когда никто нас
Не кусает, не грызёт,
И мотор так монотонно
Усыпительно поёт.

Солнце светит с небосвода,
Дует славный ветерок.
Ой, впереди ещё работа,
Ох, впереди ещё порог.



ЧИРИМБА

Я знаю, что долина есть на свете,
Где долгий дождь завесил небеса,
Там спелые кедровые леса
И там живут олени и медведи.

Они гуляют по лесам густым,
По ягодникам на исходе лета
И шерстью собирают самоцветы,
Усыпавшие травы и кусты.

Там сыро. В недождливую погоду
Туманятся прозрачно берега
В которых катит бурная река
К Большому Питу пенистую воду.

Её вода молочно зелена –
Подобье благородного нефрита,
Она шлифует глыбы из гранита
И расставляет на ступеньках дна.

Её названье – брошенная свыше
И в воду залетевшая звезда.
Чиримба! Я люблю, но никогда
Не видела её и не увижу.



ТЕАТР КАМНЕЙ

По обе стороны реки
Белеют свечками берёзы,
И среди них торчат утёсы,
Как исполинские клыки.

И обелиски из подлеска
Грустят о прошлых временах,
А дальше – черная стена,
Отполирована до блеска.

Длинна, отвесна, высока
В белёсом нежится потоке,
Она за то зовётся “Щёки”,
Что относительно гладка.

Но продолжаются гастроли
Театра грандиозных глыб:
Вверху, на маковке скалы
Уселись каменные тролли.

Один на речку с верхотуры
Зловеще скалится. Другой
Куда-то вдаль глядит с тоской.
И рядом хмурые фигуры,

Впечатанные в синеву.
Они – посты сторожевые
Над пропастью. Они живые,
Но очень медленно живут.



ОГОНЬ И ВОДА

Плывут по свету облака,
Недвижим, спит тяжёлый камень,
Костёр играет угольками,
Играет в камешки река.

Картинка из преданий древних!
Как это вечно для людей –
Под облаками, на каменьях,
К огню поближе и к воде.

Не прихоть праздная, не страсть,
А генетическая память –
В струю реки смотреть и в пламя
В ночи горящего костра.

И слух людской ласкает пенье
Проникновенных голосов:
Реки холодное кипенье,
Костра горячий хриплый зов.



ЗАВОДЬ

Эту заводь от лагеря прячет тальник,
А от ветра она не закрыта.
Здесь река замедляет теченье на миг,
На песке отдыхая отмытом.

Эта заводь прозрачную воду несёт,
Глубока и свободна от гнуса –
Превосходная ванна, чтоб смыть с себя пот
И лесной неопознанный мусор.

На работе – как будто помех никаких,
Но когда прихожу из маршрута,
Под одеждой растений, каменьев, мошки –
Всякой дряни полно почему-то.

Я смотрю на сиянье в пруду небольшом
И готовлюсь к великому делу –
Разбежаться и рухнуть туда нагишом,
В жидкий лёд. И как новое тело.



СКОРО ДОМОЙ

Золотеют берёзы в прохладные ночи,
Светел вечер ещё, а уж выполз туман,
Из-за мыса выносит лохматые клочья,
Вверх по речке течёт их седая кайма.

Вот совсем загустел, левый берег завесил,
Ближний лес и палатки, и лодки украл.
Мы сидим и по радио слушаем песни
У дымящего едко ночного костра.

Между песен пестрят аргументы и факты,
Сообщают погоду и время, и проч.,
И пора уже спать, но не хочется как-то.
Обещает холодною быть эта ночь.

Ледяное дыханье клубит у порога,
Но не просится внутрь, опасаясь свечи.
Погашу. Заходи же, туман, ради бога,
Серебристого бисера щедро смечи.

И вплывает туман внутрь открытой палатки,
Все поверхности кутая в капельный слой –
Всё, небрежно разбросанное в беспорядке.
Ночь холодная нынче, и скоро домой.



ИДИЛЛИЯ

Я гуляю вдоль по бережку, поколачивая камушки,
Вот откуда-то щебёночка обалденной черноты –
Это значит, что придётся мне, не теряя чувства юмора,
Вверх на горочку карабкаться через мерзкие кусты.

По корявому курумнику я взбираюсь, как по лесенке.
Он живой, он осыпается и тихонечко ползёт.
Жду я здешнего хозяина, распевающего песенки,
Проверяющего весело свой малинный огород.

А малинник-то развесистый да усыпан спелой ягодой,
Пропустить такое лакомство не найдётся дурака.
Град малиновый срывается да на белый ягель падает
От походки сокрушительной и от стука молотка.

По корявому курумнику я съезжаю, как на саночках,
У меня каменья чёрные и малинка в рюкзаке.
А уж там кедровых шишечек насшибал Нехаев Сашечка
И с резиновою лодочкой поджидает на реке.



*  *  *

Курумник крут и ягелем оброс,
И отведён малине во владенье.
Кусты пустые. Их обжёг мороз
Ещё в период вешнего цветенья.

Брусничная, черничная полянка,
И – пусто. Лишь пирует мошкара.
И здесь проехали тяжёлым танком
Мороз весенний, летняя жара.

Лишь мошкара блаженствует привольно,
А прочее таёжное зверьё
Голодное. Хозяин недовольный
Голодным ляжет в логово своё.

И я не привезу с собою рыбы,
Грибов и ягод – в том не повезло.
Зато с погодой повезло, спасибо,
И ветрено, и сухо, и тепло.



УСТЬЕ СУХОГО ПИТА

Приплыли наконец-то к устью,
Пределу нашего пути.
Накрыли беспросветной грустью
Нас догонявшие дожди.

Слиянье рек ревёт тревожно,
Шершаво шепелявит дождь.
Ну, что с того, что груз уложен:
Машины нет – и не уйдёшь.

И где застряла, кто ответит?
И ждать мучительно до слёз.
Тревога точит – как там дети,
И как там бабушка и пёс.


июль - август 1992