Там, где я беру перо,
ты становишься бессмертным,
и под тяжестью конверта
прогибается bureau.
Кто бы мог подумать, что
он окажется тяжёлым --
Лист, -- исчирканный, изжеван-
ный, подёрнутый мечтой.
Распускаясь на листе,
стайки литер васильковых,
словно крылья насекомых,
начинают шелестеть:
Здравствуй, милый Августин!
Нынче ты меня моложе.
Нам с тобой грустить негоже,
непростительно -- грустить.
В тайном зале взаперти
я храню твои портреты
под засохшими слезами.
Часто видится, что это
я -- смотрю с твоих портретов,
а напротив молча замер
immortele Augustine.