Портрет гиперреальности. Путин как объект изображения

 

Государственники   появляются вокруг очередной властной фигуры подобно тому, как  вокруг какого-либо образа появляются художники, его создающие.
Кафкианскую, зловеще-монументальную фигуру Сталина создавали художники-авангардисты. Они писали ее на страницах газет, они обоготворяли ее в одах и панегириках. 
Симулакр, за которым не стоит никакой реальности, предельно правдоподобное подобие власти - образ Брежнева - создавали художники-постмодернисты.  Они лепили эту фигуру на страницах тех же газет, в документальном кино.
Смутный облик Горбачева создавали импрессионисты. С предыханием в информационных программах произносили непереводимое на другие языки смутное и ни к чему не обьязывающее: «перестройка». Предыхание невозможно было выразить в печатном слове. Художники перешли на непечатные. Вырвавшись из оков цензуры, слова стали нецензурными. Иногда неподцензурными, но это еще хуже. Публицисты перешли к прямой игре в бисер, пока не поняли, перед кем его мечут.
Фигуру Ельцина возделывали карикатуристы. Чаще всего ее демонстрировали по телевидению  без словесных комментариев как карикатуру на самое себя.
Фигуру Путина создают гиперреалисты на круглых столах информационно-аналитических передач  и опять-таки на страницах газет.
Получается, что во время правления Ельцина государственники на страницах газет отсутствовали, ибо как только они открыли бы рот для произнесения оды, панегирика или аналитической статьи в пользу правления карикатурного персонажа, как сразу превратились бы в пародистов, что не совсем вяжется с понятием «государственник». В это время государственникам проявлять себя вербально было рискованно. Вот политические арены и заняли ретрограды, геростратствующие, или отчизнофобы - как не назовите, смысл не изменится. Не потому, что они были сильны, а потому что государственником быть было некрасиво. Государственник оказывался вне любых эстетических законов и был бы смешон не менее собственного персонажа. Образ, который ни один уважающий себя художник не хотел создавать, образ Ельцина, прописывался  как-то сам собой, но за пределами прессы. В прессе создавался образ «этой», чужой, неблагообразной страны. Можно сколько угодно ругать публицистов ельцинских времен за их антипрогрессивизм и антигосудаственную позицию, можно обвинять их в чем угодно, но в одном обвинить нельзя точно: в дурновкусии. Тот, кто не взялся  за профанное изображение, уже сакральный художник. 
И вот Путин. Писать президента бросились многие. Это не стыдно. Это достойная художника модель. Но беда в том, что он не поддается создателям, он ускользает от них, как дым в руке ошарашенного сим открытием ребенка.  О чем писать, если образ неуловим, как кот Бегемот под обстрелом нагрянувших представителей власти? От бессилия они озлобляются и оглядываются: нет ли вокруг, на ком можно отыграться, кого все-таки пристрелить своим метким словом? Как же нет? Вот они - эфирная челядь, совесть эпохи, антигосударственники. «Государственная недостаточность» (термин Ю.Полякова) - это на самом деле горький исторический парадокс. Сделать государственную достаточность или наметить какие-то пути к ее достижению мы не можем. Мы не можем на фоне трагедий обманывать людей, заверяя, что за прессой есть какая-то сила. Нет ее, одно только подспорье для террористов, находящихся на той культурной стадии, когда определяющим является звуковой и зрительный эффект.  Мы можем только ругать тех, кто государственную недостаточность сделал собственной художественной системой и довольствуется тем малым, что осталось русскому интеллигенту: духовное подполье.

А "патриотический лагерь" радуется почему-то, что интеллигенция вырождается. Я говорю Куняеву и Гусеву: "Жалко ее". А они "И слава богу, что никого не будет". Шолохов не интеллигент, а те, кто интеллигенты, достойны только презрения. Так-то вот. Посмотрела, кого из молодежи теперь в Союз писателей России принимают - детей, которые ясно, еще не состоялись. Но это бы полбеды: очевидно и то, что они никогда не будут писать. Это не их дело.
Конец литературы предопределен тем, что имелось ее начало. Интеллигенция писала много и хорошо, потому что это такой феномен, нигде более в мире себя не проявивший - абсолютное противостояние власти и государству кучки высокоинтеллектуальных и хорошо пишущих людей. Причем чем сильнее была власть, тем сильнее было противостояние ей в лице интеллигенции. Балланс культуры и самодурства таким образом имел место быть, и на этом баллансе все дерджалось. Ослабла власть - стало исчезать противостояние, интеллигенция выродилась. Литература выродилась вслед за ней, потому что о чем писать, с кем спорить, какими думами властвовать? Противоельцинскими? Смешно. Противогорбачевскими? Абсурдно. Противопутинскими? А какие думы у Путина, чтобы им противостоять? Он ведь, ко всему, еще и предельно НОРМАЛЕН.
О чем писать?
Если найдется ответ на этот вопрос, то и те, кто будут писать, найдутся.

Историю полемики по этому вопросу см.
http://forum.lgz.ru/viewtopic.php?p=408#408

p/s
Правление Ельцина было подстроено таким образом, чтобы формально совпасть с настроениями именно интеллигенции. На первый взгляд могло даже показаться, что Горбачев, Ельцин говорят о том же, о чем многие годы безуспешно пытались докричатьтся интеллигенты. То есть как бы шли они по одному пути, но на самом деле та оппозиция, о которой говорил здесь Хома Брут (интеллигентов и олигархов) была актуализирована как никогда. И тогда интеллигенция поняла, что ее использовали  :oops: .
Это был тот шаг правительства, который скомпрометировал интеллигенцию. В это время как раз и появилась концепция смены ценностей. Ценности, которые отстаивала интеллигенция, оказались скомпрометированы вместе с ней самой. Вот почему она сейчас в подполье. Не она так желает, а ее туда загнали.