Я приму приглашение вечером. Брошу дела.
В магазине куплю, что "покрепче" (хотя не просили).
И в толпу, словно нитку потянет движенья игла,
я вольюсь, добавляя свой вес к этой топчущей силе.
Город, звёздам отдав предпочтенье, стремясь в высоту,
жёлтых окон зрачками проводит меня осторожно.
Я пройду, тень слепую свою волоча в темноту,
там где наше различие определить невозможно.
Эхо, гулко считая ступеньки, даст в сумме этаж.
Постою, не спеша докурю на площадке у двери,
подготовлю себя влиться свежей струёю в кураж
(правда сам, в свежесть этой струи, я не очень-то верю).
Взвизгнет, сдавлен под пальцем, звонок. Раздадутся шаги.
Дверь откроется. Хохот и музыка вздрогнуть заставят.
В блеск гулянки вступлю, из прокисшей от влажности зги,
и приветствия губы, мне привкус помады оставят.
А хозяйка меня пожурит, но бутылку возьмёт.
Всем представив, посадит меня (рядом, кажется, с Инной).
И порядок, где тост, звон посуды, потом анекдот,
повторится опять и опять вереницею длинной.
Я плохой собеседник, когда разговор ни о чём,
а от рюмки отказ, станет поводом для удивленья.
Инна несколько раз задевать меня будет плечом,
и прижавшись вплотную, шептать мне свои извиненья.
Ощущая себя в одиночестве (здесь, как везде),
сознавая, насколько далёк я от этого мира,
где когда-то гулял... Но сейчас, в этой чуждой среде
по аккорду на слог, напевает: "Уйди" - моя лира.
Выбор дан не всегда - нас порой выбирают пути.
Помню жил я недавно - смеясь, веселясь и общаясь.
А теперь мой удел - приходить, помолчать и уйти
незаметно, забрав свою тень, и ни с кем не прощаясь.
Если всё это так, остаётся вопрос: для чего
было нужно куда-то идти? - мог бы дома остаться...
Да и время теперь не прощает моё мотовство;
но вернувшись, мне легче с тоской на бумаге расстаться.