-До скорого, - сказала донна Анна, прочтя Толстого.
Она была моей первой женщиной, открывшей мир.
Я тупо отметила, что она ушла в полшестого
И что Неву штормит.
В поездных стаканах играли солнца и сахар:
По Транссибу с Беломорканалом и моряками
Я бежала из ее Америки покорять Сахару,
Изобретать дирижабль своими мужскими руками.
И пограничники, памятуя про Бендера, сразу просили блюдо:
Белорыбицу, а еще лучше меня – лебедя с пылу и с солью.
Глупые мальчики из глубинки, мой желтый билет для блуда
Можно менять на красную карту и удаляться с поля.
Что же ты сделала, Анна, переводчица сбрендившего Колумба?
Я рассекаю страну неосторожным поворотом конька в пике.
В Питере на моей могиле можно устраивать клумбу,
Выдавать смарт-карты с печатью зверя, взрывающие турникет.
А в Сахаре, в миражном песочке, где и в тени под сорок,
Можно жарить яичницу, ненавидеть мужчин и курить бамбук.
Знаете, донна Анна, мои поездные рессоры
Наложили на ваше тело свое рАвностное табу.
В общем, Неву штормило. А я 30 минут молчала,
В 6 нацедила кофе и приняла валерианку.
Я до сих пор не знаю, с какого уедет причала,
Перепутавшая книги, моя последняя Анка.
13-14 октября 2004.