Разбудили меня на рассвете.
Прощевай, арестантская рота!
Конвоиры рыдали, как дети,
Выводя за ворота.
И один незначительный вОждик,
Роковой подписавши пергамент,
Убивался, и реденький дождик
Уложился в регламент.
И, мне кажется, не для блезира
Сам палач убедительно плакал,
А когда замахнулся секирой,
Извинился, собака!
Всем им было мучительно горько,
Соболезновали поэтессы,
И рыдали партер и галерка,
Представители прессы.
И слезами покрылась икона,
То народ во спасенье молился,
Но никто не оспорил Закона!
Даже не усомнился…
Сняли мерку для скорого нимба,
Что меня ожидает по праву,
И казнили, Закона во имя,
И назначили траур…