Здравствуй Нина! Не грусти!
Во сне ль слезинку урони,
а я ж слезинку подхвачу
и её жажду утолю.
Ведь я же голубь, голубок,
много ль надо мне - чуток,
лишь только каплю,
да зерна
из рук твоих,
чуточек,
склюнуть,
зерна любви,
зерна тепла...
Ещё скажу тебе,
родная,
ты ж вдохновенье для меня,
и ничего, что чуть простая
ты в обращении,
в словах...
Пускай порой не многословна,
пускай порою в них скупа,
но между строк читаю много –
ты ж между ними вся видна...
Ведь если б ты была другою,
ведь если б письма не ждала,
то разве было б место Лире,
и разве б пела бы душа?
Ведь мне, Нинок, не много надо –
лишь только знать, что есть здесь ты -
вся в улыбке доброй, славной,
в фате ль прозрачной у черты...
Ещё скажу тебе,
родная, -
творю,
увы,
не на ходу,
за каждым словом мыслей стая,
ловлю,
что б уместить в строку...
Они ж порой,
как стая пташек, –
то налетят гурьбой
и враз,
а то как прыснут
врассыпную –
ну как тут строчку удержать???
Но всё же я одну поймаю,
в руках, волнуясь ль, удержу,
и чуть дрожа в волненье странном –
сейчас,
вот здесь
отображу...
А ты ж пиши мне просто...
просто...
с улыбкой дивной на лице...
и подари чуточек смеха...
и лучик ласковый...
во сне...
И спи,
родная,
да в кровати,
забудь...
отставь,
совсем,
диван...
Иль ты хранишь
в себе,
родная,
всё то, что есть...
в тебе...
во мне???
Вот потому ты на диване?
Там...
в одиночестве
лежишь...
Ох, зачем же парень бравый
оставил Деву у черты???
Зачем манил же поцелуем,
Зачем на травку уложил?
Зачем коснулся поцелуем
чуть утомленных женских губ?
Зачем дразнил,
охальник,
лаской,
чуть мочки ушек теребя?
Зачем груди...
груди ж коснулся...
обжег, безумный же, себя...
Зачем скользнул куда-то взглядом...
О! Нет! Ласкал рукой...
рукой...
Зачем обнял...
обдав пожаром...
коль сам сгорел...
дурной...
дурной...