Уеду прочь от скуки улиц, от пыльной серости дорог.
И может быть в пути неблизком мне близкий встретится порог.
Крыльцо обычное резное и три ступеньки вряд, и дверь.
Я никогда не прибавляла её к числу своих потерь.
Уеду прочь от неурядиц и затянувшихся дожей.
С дверным замком рукопожатьем открою я резную дверь.
И выдохнет изба знакомый, мне близкий запах талых свеч.
Вот стол и стулья, окна в садик и у стены большая печь.
Вот мной оставленные книги, уже не помню про кого,
И кукла с грустными глазами со мною роста одного.
Вот зеркало ручной работы, теперь уж старое совсем,
Вот фартук что когда-то сшила, так и не ношенный никем.
Пройдусь по старому паркету, послушаю протяжный скрип.
Ах, милый дом, твой звонкий голос давно от старости охрип,
И на твоих узорных стенах немало пыли улеглось.
А стоит ли тебе поведать, как мне в чужой земле жилось?
Там не было тепла для сердца, душа не ведала покой.
Цена другой заветной жизни казалась слишком дорогой.
И всё являлось слишком тусклым, все знали роли на зубок.
И снился мне в лесу дремучем мой старый милый теремок.
И я пришла обратно, может и безнадёжно опоздав.
Вот видишь, время рассудило, кто был из нас двоих не прав.
Но, разве ты один тоскуешь, и разве не было с тобой
Того, кто был всего грустнее, когда махала я рукой?
Как Он теперь? Что с Ним случилось, пока теряла я мечты?
Когда-то вместе мы встречали рассветы дивной красоты,
Когда-то вместе наслаждались закатным воздухом полей.
Я помню как Он улыбался любимой девушке своей.
Ну а потом Она махнула Ему рукой и унеслась.
Я помню как в прощальный вечер Ему в любви своей клялась.
Клялась от сердца. Но случилось, что захотела всё забыть.
Не знала я, что невозможно мне без Его любви прожить.
И вот я вновь вдыхаю воздух топлёных свеч и сочных трав.
Я каюсь, я безмерно каюсь, и понимаю кто был прав.
Пройду по дорогому дому, зайду я в комнату свою.
Вот тумбочка ручной работы, а вот и надпись на краю.
Я помню, как в часы разлуки, Он наши выжег имена.
Вот старая кровать и стулья, и пианино у окна.
Всё как и было раньше. Шкафчик. Открою дверцу. Загляну.
Чужая женская одежда, мне очень низкая в длину.
Закрою. Выйду. И минуту одну сомненьях проведу.
И в комнату другую рядом несмелым шагом я зайду.
Вот занавешенное шторой большое низкое окно.
И от того покой и дрёма, и от того ещё темно.
Вот узенький старинный шкафчик с замочком маленьким в двери,
Вот колыбельная с ребёнком бока расставила свои...
Я загляну тихонько в люльку и в ней увижу малыша.
Он смотрит умными глазами, от любопытства чуть дыша.
Я улыбнусь. Он засмеётся. Я раскачаю колыбель.
И напою ему ту песню, которую мне милый пел.
И простою так очень долго, с глазами красными от слёз.
Какой же добрый старый аист такое чудо в дом принёс?
Вот за спиной шаги я слышу. И в комнату вошла Она.
Лишь взгляды, взгляды прямо в душу, а остальное - тишина.
И слёзы. У меня от счастья, а у Неё от нелюбви.
Чужой ребёнок в колыбели мне руки протянул свои.
Я их коснулась поцелуем и мимо девушки прошла.
Зачем же я сюда вернулась, зачем теперь к Нему пришла?
«Зачем же ты сюда вернулась?» - послышался Его вопрос.
Он встал у самого порога с глазами красными от слёз.
И я бы рада разрыдаться, и в ноги милому упасть.
И умолять и снова клясться, наобниматься с милым всласть.
Я знаю Он простит, забудет, и примет в дом меня назад.
Но пред глазами лишь улыбка, и не по-детски умный взгляд,
И мне протянутые ручки, и смех беспечный, звонкий смех.
Сдержу я через силу слёзы, и снова: взгляд надменно - вверх.
«Я не вернулась. Просто кукла моя осталась у тебя.
И я пришла за ней, за куклой, не ради и не для тебя».
«Всегда была черства как камень, так и осталась ты такой.
И лишь простая эта кукла - единственный друг верный твой.
Бери её, и убирайся. Исчезни, как смогла тогда.
И никогда не возвращайся. Ты слышишь? Больше никогда».
Я брошу взгляд Ему украдкой и куклу заберу с печи.
И в нос ударит запах гадкий давно растаявшей свечи.
Я выйду за порог спокойно. Закроется со скрипом дверь.
Ну вот, всё кончено, и можно мне волю чувствам дать теперь.
Я тихо встану на колени и лбом земли родной коснусь.
Прощаясь с домом, с лесом, полем - куда я больше не вернусь.
И буду плакать, долго плакать и горько по Нему рыдать.
И дождик будет тихо капать, и в окна мёрзлые стучать.
И Он откроет дверь и выйдет, и всё увидит и поймёт.
И, оттолкнув жену тихонько, ко мне безмолвно подойдёт,
Обнимет и согреет душу. И скажет, что всё знает сам.
А я, как раньше, буду слушать и подпевать Его слезам.
Как долго это будет длиться, я не смогу понять тогда.
Но всё навеки прекратиться, но всё исчезнет навсегда.
Я оттолкну Его и встану, чуть слышно прошепчу: «Прости».
Он мне кивнёт: «Я понимаю, тебе давно пора идти».
Он будет долго на пороге стоять, стоять, смотреть мне вслед.
Теперь мне некуда вернуться, теперь Ему дороги нет.
Он будет плакать, горько плакать так, не стесняясь никого.
Я буду плакать, повторяя: «Тебя любила одного».
Пусть было пройдено немало других путей, других дорог,
Я не была с тех пор ни разу в том доме, где родной порог,
Крыльцо обычное резное и три ступеньки вряд, и дверь.
Я никогда не прибавляла её к числу своих потерь.