По Мехико бродил я наудачу,
выгуливал мустанга в поводу.
Гляжу – сидит роскошная мучача
за столиком в мескитовом саду.
Глаза такие грандес, будто песо.
И главное - числом не меньше двух.
На запах ее утренней сервесы
слетелись тучи ос, шмелей и мух.
«Сеньора, - говорю, - буэнос диас!
Кетцалькоатль храни Вас от всего.
Ах, до чего ж Вы сложены на диво
и вычтены на диво до чего!
Для Вас готов я съесть живую мамбу
и кактус подложить себе под зад.
И даже получить разряд по самбо -
по румбо у меня давно разряд.»
Она в ответ: «Оставьте комплименты.
Я слишком много выпила вчера.
Ведь это же и ежику компрендо,
что я бесамемучаюсь с утра.»
«Сеньора, - говорю, - пред Вами – мачо!
И все, что под сомбреро тут - для Вас.
Поехали скорей ко мне на ранчо -
что в прерии затеряно как раз.
Там возле рио чудное бунгало
и вид на конопляные поля.
И жареный койот глядит с мангала
на начатый бочонок мескаля.
А кончится мескаль - добавим чачи
и будем слушать два часа подряд,
как бегают по пончо кукарачи
и кактусы столетние шумят.»
Она в ответ: «Послушайте, мой милый,
с похмелья даму теребить нельзя.
Купите лучше мне кило текилы,
и тихо разойдемся как друзья.»
«Сеньора, - говорю, - ведь Вы же спьяну
разбили мне навеки корасон!
И отняли надежду, что маньяна
он будет биться с Вашим в унисон!»
И, медленно рыдая в ритме танго,
не различая, где перед, где зад,
взобрался я на верного мустанга
и бросил на нее прощальный взгляд...
И вдруг – не знаю, что со мною сталось -
я родинку заметил на виске:
«Ты – дочь моя, что в детстве потерялась!
Там все терялось, в этом бардаке,
где мы ютились с тёщею и тестем.
У нас пропало множество вещей.
Мы все потом нашли при переезде,
тебя ж не обнаружилось вообще.
И вот теперь нашлась ты! Дай свой адрес,
я тонну леденцов тебе пришлю.
Ведь ты ж моя чикита, я твой падре,
и, падре буду, я тебя люблю!»
Она в ответ: «Везет же мне на кадров
с утра пораньше, Господи, прости!
Катись-ка, падре, ты к такой-то мадре,
и хватит околесицу нести.»
И я поехал прочь, печали полный -
шлимазл, хотя и дожил до седин.
Но кто-то ведь терялся, я же помню...
А может, то не дочь была, а сын?