Обрушиваясь мощным шквалом
на скорлупу огромных сил
и разрывая все преграды,
мой скальпель внутрь проскользнет.
Он вдруг увидит колким взором
иссохший, жалкий эмбрион
и упадет от слез и стонов,
боясь услышать приговор.
В предсмертных муках содрогаясь,
он справедливость не поймет
и тупо взглянет на феномен,
пытаясь вновь найти изъян.
Но идеально скован монстр
под звуки молота камней,
и тяжело задышит скальпель,
стихая медленно во мгле.
Хотя лишился братьев многих,
я с новым с горечью прощусь,
а в горле ком земли застрянет
и проползти захочет в суть.
Часть первая
Окно, глядящее на плаху,
и дверь, дорога к мертвецам,
и воск свечи давно заплакал
в руке заботы и любви.
Весь воздух смрадом пропитался,
болезнь желает подавить,
но человек сжимает пальцы
и снова в бой готов идти.
Болезнь бросается в атаку,
пуская в недра меч побед;
отказ летит обратно залпом
из сотен тысяч острых стрел.
Меч, чувством страха пораженный,
назад стремится убежать,
пугаясь битвы чужеродной
на поле злейшего врага.
На миг шум войн прекратился,
и человек, устав лежать,
за ветхий стол с пером садится,
упрямым острием суда.
Он пишет быстро и нечетко
и наполняет лист огнем,
отринув много истин стойко
и правду новую ища.
Вдруг вспышка яркая сверкнула,
внутри стучало: все порвать,
но мир и разум потонули
в потоке жал паралича.
Однако ласково держала
поэта смелая рука
и в бесконечность мерно капал
воск разъедаемой свечи.
* * *
Болезнь идет в последний приступ:
ведь человек не хочет спать,
сражается рассудка призвук,
который сохранен в мозгу.
Стук сердца тихо замирает.
Рука до времени грустит.
А вирус смерти размышляет,
кого привлечь в свою страну.
Часть вторая
Просторный дом, глядящий в вечность,
и зал, дорога в небеса,
и лампа включена поспешно
в руке свободы и борьбы.
Раздался громкий всплеск оваций,
болезнь желает соблазнить,
но человек срывает маски
и гордо смотрит в корень лжи.
Болезнь с триумфом обнажает
свой меч, пронзающий сердца;
гранит, пути перекрывая,
презрел пришедшее извне.
И меч внезапно развернулся:
он затуплен и искривлен,
и изменениями в курсе
его судьба предрешена.
Хлопки и возгласы смолкают,
и человек, бумаги взяв,
с трибуны робко начинает
сплетать в великое слова.
Он говорит остро и точно,
выносит яростный вердикт
наперекор морали плоской
и нравам завтрашнего дня.
Вдруг море гневом забурлило,
позыв грозил все растерзать;
но эти мысли усмирила
поэта верная рука.
Она уверенно держала
за центр скорби мудреца,
и лампа светом озаряла
тропу к бессмертию души.
* * *
Болезнь крайней мерой лечит:
ведь человек не может лгать,
он откликается на ветер,
зовущий в дальнюю мечту.
Дышать становится труднее…
Рука разлуками сильна.
А вирус смерти все скромнее,
Теряет быстро высоту.
* * *
Сомнение в огне потонет,
слепящем истиной глаза,
а ком заноет от уколов
и вновь покатится назад.
В руке мелькнет мой новый скальпель,
который снимет кожуру;
его помощники из ада
зародыш жизни извлекут.
Мороз затронул часть плаценты
во время схватки двух миров,
но отогреет жизни солнце
теплом лучей зародыш-ум.
Из пепла скальпель возвратится,
который в муках умирал,
и братья вместе с ним вернутся,
питая сильный эмбрион.
Тогда сквозь горький опыт предков
я попытаюсь пронести
зажженный линзой интеллекта
извечный факел естества.
12.01-23.02.1998