. . . Поэту
. . . Вадиму Габриэлевичу Шершеневичу
. . . Глупое и смешное подражание
. . . В благодарность.
Сорок восемь. Какая досада…
Половину бы - псу под хвост.
Что, пора успокоиться? Надо бы…
Не Христос. Ростом крест перерос.
О бессмертье душа ли мается,
Перед тем, как растаять в дым?
О сиротах - стихах, где останется:
"Ах, не быть мне уже молодым…"
Уж какая там слава с ложечки,
Разрешён мировой вопрос,
Мне бы только любви немножечко,
Да десятка два папирос.
Как и ты, Агасферов наследник,
Нерастраченной нежности сок
Я излил бы на каждую третью,
Обсосав с головы до ног.
Шаг не ступишь, чтоб глаз не встретил:
"Что за ножки! А сзади! А - тут…"
Я увлёкся бы каждой третьей,
Из тех, что мимо пройдут.
Буйство форм - половодье желаний,
Жадно, спешно, не на глазок,
Я черпал из телесных терзаний
Вдохновение будущих строк.
Сорок восемь - не возраст. Сила!
По шестнадцать - так трое в одном.
Да меня и на трёх бы хватило,
До рассвета, с хорошим вином.
Да, сейчас, с моим опытом лести,
Я презрел бы покой и уют.
Я бы клюнул. На каждую третью.
Но они слишком часто клюют.
Заблудившись в пестреющей похоти
С белокосой модисткой - тоской,
Я молюсь ей до дикого хохота,
И милую её день-деньской.
Вряд ли горше найти супруги,
Только вряд ли найти честней,
Самой верной вернее подруги,
И надёжнее многих друзей.
Забубённая горькая праздность,
Ты был прав, хоть левее нас всех,
Барнаульским червям на радость,
Какой-то там Оле на грех.
До того, как упасть подкошенным,
Разведусь я с модисткой-тоской.
Пусть живёт разведёнкою брошенной,
Чем дородною теткой - вдовой.
Дима, Дима… Вадим Габриэлич…
И сейчас, как тебя тогда
Вдохновляет в помятой постели
Через парочку третья . . .
Вот он - век шерстяных материй
По Арбату Христос не прошёл,
Но звездой музыкальных мистерий
Снова в чартах на крест взошёл.
Стало ль в звёздах ему бессмертнее?
Стало ль в строчках бессмертней тебе?
Веселее ль под строки размерные
Гнить в земле да висеть на столбе?
Вот и рву из себя признание,
Чтоб без славы, бессмертных чертог,
Без причастий, без тайного знания,
Без истерик, без слёз и тревог,
Лишь глоточком с серебряной ложечки, -
Не того ли хотел и Христос?
Нам бы только - любви немножечко,
Да десятка два папирос.
* * *
Знаю, - пошло и неглубоко,
Не от этого сердце тает.
Но, - черкнулось, и стало легко.
Так, подумалось что-то.
Бывает…
Москва, 2002 - 2004.