черный плащ с золотою подкладкой,
a в стакане засохший нарцисс:
в ординаторской - белой и шаткой-
столкновенье нездешних абсцисс.
так качается в такт и тактично
узкоглазый китайский фарфор:
поперечный, продольный, третичный -
кафель стен разделен на пробор.
стены желтые, черная крыша,
и за окнами лунный пейзаж:
черно-желтую песню услышав,
мелочь кратеров вышла в тираж.
тот скворец - от лица подставного,
за героем - закадровый глас,
солнце рьяное в роли портного
раскроило далекий атлас
на квадраты из злата и тени,
на заплатки в китайской стене;
саранча налетает от лени,
и от скуки летит на коне,
от безумия люди родятся,
покупают мимозу в пальто,
и сурьмленные брови паяца
разменяли меня на лото,
плачет в ванной персидская дева,
спинку трет ей трусливый марат
други, боги, соратники? где вы?
на горе на святой – Арарат!
все одно - чингиз-хан и облонский -
все смешалось в двуцветную нить:
гепатит – на погонных полоскax,
чернота - после слова “любить”
под плащом кто-то делит на части
чернь булата, карманную медь...
ты - мое черно-желтое счастье
ты - моя черно-желтая смерть