Одиночество – это след чьей-то головы на подушке, чужой волос на одежде, голос родной, звучащий из прошлого: «Верни…..сь.». Но ответа нет, потому что это даже не шепот, а шелест, который сливается с шорохом осенних листьев, и поэтому забывается, теряется все это. Где-то, в воздухе прозрачном и призрачном, на исходе золотой осени. Ибо прошлое необратимо. Оно лишь пепел от сожженного листка, что стучит нам в сердце во время бури.
Одиночество – это ты и я, разбросанные по обитаемым островам разных постелей. Это пробуждение с завистью к тем, кто на материке.
Мы отдаем жизни долги, за счастье, исподтишка у нее украденное и неосознанное, мы расплачиваемся одиночеством. Это самая, что ни на есть, разменная монета. Вес этой монеты мы осязаем намного позже. И, как правило, всегда слишком поздно.
У одиночества нет правил, а есть приметы, и, когда мы пытаемся что-то исправить, то уходим лишь глубже, а там спокойно, и нет ни конца, ни края, и мы затихаем.
Одиночество – это высунуться из окна ночью в бездонный неосвещенный двор-колодец. И мысленно долго-долго падать.
Два человека, идущие навстречу друг другу из разных концов аллеи, вот что это такое. Два человека, которые никогда не встретятся, потому что потаенными тропками разойдутся, а когда в начало вернутся, превратятся в двух незнакомцев. Тех незнакомцев, которых мы, просыпаясь, видим каждое утро в зеркале.
Чашка кофе и несколько сигарет, листок бумаги и ручка, маленький столик в кофейне – столик для ожидающего, для того, кто шестым чувством понимает воздух, разбухший от дыма, у кого на каждого входящего вздрагивают веки. Ожидание – это одна из гримас одиночества.
Одиночество – это паяц, которому дозволено говорить правду в глаза самым высокопоставленным особам, это – грустный рыжий клоун, возвращающийся домой после действа, это свет той единственной свечи, к фитилю которой никогда не поднесут спичку.
В твоем плавании главное - не цель, а бегство. Только не рассказывай мне, что ты что-то ищешь. Ты уже нашел. И успел потерять.
Уже поспели листья на деревьях, а я все еще жду тебя. Эта нить, распускаемая и затягиваемая обратно в узелки, уже порядком обессилила меня. Но она скоро перетрется от такой интенсивности страстей. И оборвется. И все закончится.
И начнется.
Каждый день я спрашиваю у ветра, когда ты вернешься домой. Но он остается безучастным к моим вопросам. Но я не виню его, он просто не смог тебя догнать. Я – тем более не смогу.
Ведь мое место на берегу. Исследовать сухими глазами влажную гладь, и знать, что ты не вернешься сегодня. И верить в завтра. И проживать завтрашний день на кромке песка.
Это тоска. Но только я на нее не имею права. Потому что если она вступит в свои права, то те слова, сказанные в прощальном бреду, станут облаком дыма. А я так не хочу, и поэтому жду. И самым долгим днем станет тот, когда твой корабль поползет к берегам. Потому что я до последней минуты не буду знать, есть ли ты там.
Увидишь ли ты меня, сидящую на песке?
Но ты, в своей первородной тоске по чуду, ищешь лишь новых открытий. И отзвук вчерашних событий кажется тебе сном. Которого не было вовсе.