Я в лесу шатался, сколько дней не помню,
То бежал, то крался, вышел на часовню.
Образа прогнили, крест перекосился,
Птицы гнёзд не свили, дьявол поселился.
Взвизгнул пол скрипучий, недобром холодным.
Горесть злополучий, с призраком голодным.
Не церковным духом, изнутри пахнуло,
Паутинным пухом стены затянуло.
Я швырнул с порога: “Есть живые души”???
Чую – безнадёга – церковь без отдушин.
“Кто здесь настоятель, что встречаешь скупо”???
Эхо, как предатель, прыгнуло под купол.
Ни скамьи, ни стула, как в чумном бараке,
Только тень мелькнула, в грязном полумраке.
Скрипнул пол покатый, эхом срикошетил,
Голос хриповатый изнутри ответил.
Не серчай, залётный, мы приблудным рады.
Ты, как гость почётный, в зной – глоток прохлады.
Поотвыкли души, от людского блага,
Нечисть да кликуши, самогон да брага.
Вы пошто живёте в темноте да злобе,
Беспродыху пьёте, жизнь - в хмельном ознобе.
Копоть на иконах, воздух прокурили,
В дремоте да стонах, души загубили.
Не суди, родимый, это наша доля,
Если Род гонимый – значит Божья воля.
Вдоль лихой дорожки мы вросли корнями,
Вскормлены картошкой, брагой с сухарями.
Я за жизнь цеплялся, чуть в лесу не сгинул,
Сам с собой прощался, уж петлю накинул.
Но такой свободы – что хлебнуть трясины,
В мыслях хороводы от хмельной общины.
Все мы полупьяны – это испокону,
По крови – смутьяны, верные притону.
Нас не переделать, даже не пытайся,
Скоро час обедать, хочешь – оставайся.
Я бежал на волю из чумного скита.
С непонятной болью от того визита.
Ничего не помню, но из леса вышел,
Пот с волос ладонью, как из губки выжал.
30 ноября 2004г. Атланта.