Регине Шафир. От кровение третье

Ефим Ташлицкий
Вот уж когда нет повода соврать
своей душе и сердцу и уму,
что я однажды все-таки пойму
суть счастья. Будет время рвать
листы моих стихов и от кровений
к той женщине, чьих пальцев не коснусь,
когда усну, или когда проснусь,
живущей, будто ангел-гений,
что с божеством меня соединил -
теперь своим твореньем наслаждаясь,
не проявляя ни корысть, ни жалость,
плывет средь суеты, как полный Нил.

Боюсь смутить, поскольку сам смущен
(и радость, и печаль - одновременно),
проникновенным словом "внутривенно"
отравлен ею сладко. И прощен
своим предназначеньем и судьбой,
устроившей из западни - день лёта
из клеток птиц по тайнам переплета
всех лабиринтов чувств
борьбы с самим собой.

У господина-случая в плену,
вдыхая вдохновенные соблазны,
купаясь в волнах из событий разных,
первопричину знаю я одну -
своих полетов в неземной дали,
где души наши в сокровенном танце
вальсируют восторженно на глянце
ночного неба. Словно корабли,
под властью ветра, голову сломя,
несущихся в неведомые страны,
где редких встреч залечиваем раны
подслушиваньем трелей соловья...

Потом в окно заглянет белый снег,
и старый год, вдруг, испарится в щёлку,
и хвойная молоденькая ёлка
украсит комнату, устроясь на ночлег.
Фантазии закончатся постом,
чтоб остудить клокочущее сердце...
В каморке Карло ключик снова в дверце,
за старым нарисованным холстом.