Перемены страшат ежедневностью,
а не самим их фактом.
Даже у тех, кто в рутину
лег, словно рыба на дно,
они происходят сумбурно,
как действие перед антрактом,
вернуться после которого
на сцену нам не дано.
Мы все одинаково видим
и в чувствах отсутствует разница.
Несходствo интерпретаций
и поводов вызовут спор.
Для одного - шалунья,
другому она - безобразница;
мы много разных эпитетов
используем жизни в укор.
Однако, покуда ценное
и важное делать способны мы
(а эти две категории,
увы, не всегда в родстве),
пусть даже, как Диоген,
живущие обособленно,
oценены будем больше мы,
чем те, кто днесь в большинстве.
Всюду следуя времени,
бредёт наше стадо недружное,
вместо того, чтобы время
за нами шло по пятам.
А люди потом себе выберут
из груды былого - нужное
(уверен, что нечто подобное,
уже сказал Мандельштам).
Глобальных масштабов трагедия -
единственное возможное
средство для изменения
мира (какой он есть).
Мы избегаем трагедии,
а значит, чувство тревожное
останется вечно. Потомки,
прошу вас это учесть!
Всё та же черта неизвестности
колдует на горизонте.
И вид остаётся прежним
с любого уровня крыш.
Но понимание ширится,
как открывает зонтик
впервые, движением медленным,
звонко смеясь малыш.