«А поэты скандируют строфы,
Развалившись на мягкой софе,
Пред кальяном и огненным кофе,
Вечерами в прохладных кафе…»
Николай Гумилев
В том далеком краю, где не ели, не пили, не спали вы,
Где восход над горой Моисея эолово-палевый,
Над горами Аравии молний безмолвное зарево,
И февральское солнце, как серфер, скользит по волнам,
Где не сыро-темно, где до одури сухо, но ветрено,
Патриоты соцлагеря – Праги, Варшавы и Веспрема,
Претенденты на "Оскар" в преддверии нового вестерна
Повстречались – а так никогда и не встретиться нам!
Под счастливой звездой, а точнее, планетой Юпитером,
Мы покинули город, за здравие названный Питером,
Разделяя одно и другое невидимым сплиттером,
Уходящим с востока на запад под серым крылом.
На соседние кресла – вот так романтически, сплиново
Перебросили нас с Маяковской, Балтийской, Гостиного,
И в конце перелета – гудящего, сонного, длинного –
Показали деревья, и золото на голубом.
Там пустыня была не по-зимнему желтой, утоптанной,
Что инверсия пустыни, стылой, заснеженной, Оптиной,
Да не русской вдобавок, египетской, максимум, коптенной,
То есть, коптской, к тому же, копченой,
как тент над костром.
За пустыню, за пальмы, за пену над темными водами,
За пергамент поверхности мы бы немедленно отдали,
Что механики слога пятью называют свободами,
Если небо добавить, как пятую, к тем четырем.
Я смотрел, как восходит Антарес за бледным Канопусом,
Как резвятся каранки, как клоун дерется с октопусом,
Как качается пальма, и опус диктует за опусом
До недавнего времени чуждый английский язык.
На земле, управляемой шарма законными шейхами,
В безмятежном кафе угощают под вечер милк-шейками
Не красивые женщины в платьях с гламурными шлейфами,
А красавец кунак (в переводе на русский – садык).
Мы не видим ночами, как Амундсен, полюс планетовый,
Где единственный путь возвращения в рай – интернетовый,
Но настанет пора, самолет разбежится – и нет его,
Обретенного рая, этюда в багровых тонах.
Остается помятая, нет, не обертка от Баунти,
Фотография русского клуба и адрес на паунде,
Но кому их предъявишь в восьмом наступающем раунде
Непонятного боя с невежеством в желтых стенах?
Что ж, об этом не буду, об этом не надо, не велено.
Я сижу, где тепло, как на юге, но небо побелено.
Я уже научился читать, и читаю уверенно,
Что является ныне египетской вязью во сне.
Мне понятна причина, но мне не понятна механика.
Мне еще далеко до Мусы, Иисуса, Мухаммеда.
Набираю твой номер, сказать... К сожалению, занято.
Март, четвертое. Сыро и ветрено. Дело к весне.
04.03.04