Действующие лица и исполнители:
1. Философ, который думает, что он поэт - Михаил.
2. Поэт, который думает, что он философ - Дима.
3. Просто Поэт – Боря, который ничего по этому поводу не
думает, потому что в пьесе активного участия не принимает.
4. Интерьер и прочие обстоятельства (на усмотрение
читателя, он же зритель).
Часть первая.
Кабинет поэта, заваленный книгами и рукописями. Поэт, сидя
на столе, болтает ногами. Философ стоит на свободном от
мусора участке пола в торжественной, даже величественной,
позе.
Философ:
***
Начало было долгим.
Потом явились боги.
А дальше обезьяну
Прозвали Человек.
Но эта обезьяна
Стремилась постоянно
Вернуться вновь к банану -
На ветке слаще век…
Поэт: Нет, батенька! Никак не могу отнести ваш стишок к
удачам. Какая обезьяна? Ну, что ещё за бананы?! Ни
логики, ни смысла. Я уже не говорю о чувствах. Мрак! Бред
графоманский!
Философ: Сам ты бред! Щелкопер! Ещё Арестиний
предостерегал от связей с вашим братом – философом. Правда
он, кажется, имел ввиду что-то другое… Не важно.
А что касается логики, подумайте сами: ну когда обезьяна
стала человеком?
Поэт (морщит лоб и шевелит губами): ?????????
Философ: Правильно, когда начала делать гадости а-ля
человек. Вот ты, к примеру, сволочь, каких мало, а метишь
в вершители дум народонаселения, пудришь всем мозги, чтобы
с должности не поперли. Первая обезьяна, которая
додумалась до того же, стала человеком.
Поэт: Вы хотите сказать, что обезьяна стала человеком,
когда нахваталась всякой гадости?
Философ: У кого это она могла нахвататься?
Поэт: Да уж не сама придумала. Должен был быть какой-то
внешний толчок. Что-то вселенских масштабов. Этакое
прозрение… Это был Бог.
Философ: Бог научил обезьяну гадостям для того, чтобы
сделать человеком?
Поэт: А ты меня не путай! Путаный! И вообще иди нахрен со
своими философиями! Надоел!
Философ: До встречи. Всё преходяще и я тоже зайду. На днях.
(На заднем плане слева направо, в задумчивости, проходит
Просто Поэт).
Занавес.
Звучит мелодия тишины, изредка нарушаемая сопением и
чавканьем читателя, он же зритель.
Часть вторая.
Пылают дрова в камине. Жарко. Лица собеседников
раскраснелись и, похоже, не только от созерцания пламени.
Легкий винный запах витает по помещению, предупреждая
посторонних об опасности нарваться.
Философ: Так вот, эта обезьяна …
Поэт: Ты о чем?
Философ: О человечестве.
Поэт: А-а-а. Ну, давай. А то в прошлый раз было как-то
неотчетливо.
Философ: Да я ж тебе читал стихи!!!
Поэт: Тот бред? Стихи?!!
Философ: А в морду хош?
Поэт: Не а. Ещё выпить.
Философ: Не нравится, так сам сочини.
Поэт (отвалившись на спину):
***
Лохматая морда лукаво косится
И, задницу выставив, красным окрашено,
Не дать и сбежать мне коварно грозится.
Не страшно!
На шее монисто, под носом колечко.
Стоит ненасытно, безжалостно «свечка».
Бум, бум-ца сердечко. Душа, будто свечка
Раскисла и тлеет
Расквашенно.
Философ: Что-то ты в конце вообще на какой-то бред
переключился. Свечку со свечкой рифмуешь.
Поэт: Х-р-р-р.
Философ: ???!!!
Поэт (не открывая глаз): «…как овечка…».
Философ:
(подливает в бокал вина и долго смотрит на огонь)
Очевидно, что слабость поэзии в эмоциональности и
пьянстве. А сила? Наверно в том, что всё ей как с гуся
вода. Этому придурку, для его бреда, чем хуже с мозгами,
тем лучше, потому что стихи непонятнее выходят.
(Бросает в камин маринованный огурец и с интересом
наблюдает как тот шипит и катится обратно).
Не попал.
(На заднем плане, размахивая руками и что-то невнятно
выкрикивая, справа налево проходит Просто Поэт).
Занавес.
Звучит приличествующая случаю музыка (на усмотрение
читателя, он же зритель).