Среди бесполых кровососов,
Полдня гуляющих в сети
И задающих мне вопросы
О… Боже, господи, прости…
Я иногда встречаю имя,
Что мне дороже всех имен,
И даже, выпоростав вымя,
Его кормить не в силах, он
В меня влюблен и неподсуден,
Он как армяк, пошитый вкось,
Средь уток и других посудин
Он самый ёмкий, но пришлось
Ему писать дурные рецки
И громким голосом звенеть,
Ходить в матроске, как Конецкий,
И в водку, как Шаляпин, петь.
Ломать упругий ход извилин,
Мозгами съевши спитый хлам,
Горстями слизывать на вилы
Сопящих в свежем сене дам.
Терпеть вертепные вращенья,
Канкан из ног и полужоп,
И в нашу юность возвращенье
Уже не верить ни за что б.
Опасный возраст – тридцать с гаком,
Вполне приличный для смертей.
И время, чтоб поставить раком
Уже взрослеющих детей.
Но каждый раз, пригнув их спины,
Теряю суетность ремня…
Когда я этот мир покину,
Скажу я богу: «Вот и я!»