Гулял по Брайтону осенней темной ночью,*
Решил: хоть воздухом немного подышу…
А как тебе в Москве живется, Димка Кочкин?
Пусть в мыслях, но тебе письмишко напишу.
У нас в Нью–Йорке все идет себе, как было:
Пьем виски, бренди, пиво, марочный коньяк.
А вспомни, как с тобой «Анапу» мы любили,
По рубль ноль две плодово-выгодный ништяк.
Здесь на гастроли ваши шняги приезжают,
Мы по началу протащились, но сейчас
Своей эстрады, как воды в реке хватает,
Есть «опа-опа», «тили-тили», «ча-ча-ча».
Я в бабах с возрастом все меньше понимаю,
Четыре с боку, ваши рядом не стоят;
Но ночью звездной между ножек проникая,
Шепчу залеточке: «Любимая моя»…
У нас в Америке свобода дел и слова,
И от того болит в экстазе голова:
Свободой пользоваться можно лишь толково,
Чтоб не рискуя растворять в толпе слова.
Американочки нас, русских уважают,
С ума сойти здесь можно от девичьих глаз.
Но здесь никто не пристает, не намекает –
Культуры нет, она давно уже сгнила.
Ростовский урка, что сбежал сюда при НЭПе,
Теперь работает – латает башмаки;
От прежней жизни не остался даже пепел
И воровать ему сегодня не с руки.
Здесь голубых – как на поляне незабудок,
Деваться некуда – противно, но как быть?
У вас, я слышал, на Тверской – рай проституток,
Поаккуратней – СПИД не спит, а нужно жить.
А так в Москве – сказали мне – дела неплохи;
Мне без России очень тяжко иногда…
Я там был всем – гуляка, франт и выпивоха,
А здесь я так – фуфло, босяк и ерунда.
Мне не нужна свобода, мне нужна Россия,
Хочу по берегам Москвы-реки гулять…
И пусть там мрак, грязь, проститутки, голубые
И дураков водой не нужно разбавлять.
* Вообще-то, это он мне писал, но не суть.