сказка
сказочный герой вышел из-под арки темного переулка с сырым тротуаром и направиться прямо к винной лавке, что находилась в свете далекой планеты Сатурн. тень от этой загадочной и далекой планеты падала по тем же законам, что и от не менее далекой и загадочной планеты Нептун, и никак нельзя сказать где определенно находилось нечто, в своей броневой и несъедобной утробе содержащее золотую суть. все же, легко заметная в настоящее время суток она попала в обзор остроглазого пернатого существа. оно подхватило идущего героя сказки и, сжимая в древних как Индийский океан когтях, полетело куда-то подальше от земли. какие мысли посещают пернатые головы в подобные моменты – автору, как и науке, не известно, предположим что вся летящая суть этого стремительного творения природы зло проклинает заточающее нечто золотое.
- почему ты меня подхватила? - спросил герой, принесенный в далекое гнездо одного из неназванных кратеров Луны.
- я тебя съем, - отвечает птица. - но подхватила потому только, что ты можешь мне помочь.
- а разве у тебя нет воспоминаний первопоселенцев или хотя бы бесцеремонных убийц римских Пап… на твоей-то живописной планете? – недоумевает герой, положив ногу на ногу, пологая, что ему настойчиво предложат чашечку зеленого чаю.
- нет, ты совсем ничего не понимаешь. даже если ты чего-то и понимаешь, то… - птица замолчала. по понятиям птичьим ее пернатое лицо сохранило выражение ожидающего повода высказаться.
герой выдерживает паузу, и тут же понимает, что ни зеленого чаю, ни чашечки где он мог бы быть, ему не предложат.
- вот видишь, - сказала птица и проглотила беднягу.
когда в следующий момент времени птичье существо пролетало над землей, оно предусмотрительно испражнилось и летящие остатки от сказочного героя длительное время задавались вопросом, почему, мол, она их предшественника проглотила, когда он мог ей помочь?*
* глупцы! (прим. пернатой редакции)
остатки рухнули на землю около растущих никому неизвестно где брильянтов. некоторые из них прилипли к самим брильянтам, расположившимся очень открыто, кто-то своей субстанцией обрызгал брильянтовую землю, кто-то оказался таким малым, что потерял наличие достойности вашего внимания, но общая масса решила разузнать и спросила:
- почему она его проглотила?
- потому, - отвечали брильянты, - что мы есть брильянты вы нас спрашиваете… - на этом они снова замолчали на длительной время.
- мы, останки – пали с большой высоты. там где мы были, было лучше. там было всякого много и не очень мало другого что хорошо было, - так происходило постепенное отупение, показывающее что гибель идет и к останкам. когда они окончательно ссохлись и их сдуло ветром с высокой Парадоксальной (там не было снега) горы, они очнулись катящимся в припрыжку абсурдом. этот абсурд, само собою, поспешил осуществлять планы отцов (дело чести (а впрочем и жизни) любых абсурдов и т.п.). у травы-муравы, подвигом жизни которой было достижение единомыслия, он спросил:
- почему брильянты так тщеславны?
и на самом окончании существования катящегося абсурда трава-мурава успела сказать:
- они… - тут абсурд скончался.
долгие лета так существовало ничто, пока однажды, по прошествии описанных лет, не пришел в ту землю гордый первопоселенец и не принялся за все с самого начала (как водится у первопоселенцев). за такие начинания ему милосердный Бог тех неизведанных мест свернул голову, т.к. он все делал не так и с самого начала. тогда лишенный головы первопоселенец в полнейшем непонимании Божественных проявлений стал метаться из стороны в сторону (в силу отсутствия глаз, которые, как известно науке, сопутствуют лишь голове) и подбрасывать клоки земли в воздух, воображая расхожую ересь что Бог не далеко, (т.е.) где-то над головами. так ничто оказалось на мгновение в воздухе, но оно было уже таким дряблым по причине несовершенства сопутствующих ему свойств, что сильный ветер разделил его на крупицы пыли и понес куда захотел. первопроходец (одно и то же (сказал бы лицо, да лицо пропало) что первопоселенец) же в конце концов вспомнил свою еретическую заповедь и с большИм воодушевлением ударился в разрешения неразрешимого. сейчас это была проблема отсутствия головы, а, следовательно и всего ее окружающего. так глупый, совершенно лишенный головы первопроходец получил гибель своей безголовой логики, и, за неимением других тростей (здесь – палочка в помощь при ходьбе): в заповеди сказано: «над головами»… а что есть голова, а что есть над, а не все ли в мире…(так продолжал он свой угрюмый ряд и вы, о, читающий, уже поняли его ошибку, которая была самой первой и важной (может по этому наука и назвала его первопроходцем). летящая же пыль в свою очередь занялась выяснением вопроса своих отцов, останков.
- кого имела в виду трава мурава, когда говорила: они..? – спросили они в никуда.
- трава-мурава, - ответило никуда.
пыль не могла понять как это никуда так много может знать и спросила:
- а откуда… - здесь и пыль умирает, т.к. бескрайний океан неизвестной стороны света опутал ее своими на редкость сырыми и солеными усами. ветер поднялся на океане. бывшие в этот момент в на воде суда терпели различные крушения и уходили с позором побежденного под воду. нашедшие свой безмятежный покой, они окончательно остановились, среда их обитания властвовала над ними (о позорные твари). всем нам, разумным людям с наукой на пару известно что долго суда не могли лежать, если, разумеется, они не из золота сделаны, и их разъедала стихия. почему случилось так что безмятежные корабли в своей безмятежности находили одну лишь долгую кончину – потому что они не были сделаны из золота, которое, как мы, о, разумные, знаем не поддается ни каким стихиям. пыль же в свою очередь распалась на микробы. один микроб спрашивает другого:
- послушай, брат, не есть ли тебе известно откуда пришла трава-мурава,
в ответ спрашиваемый микроб звезданул его по микроскопической морде и попал в ухо, назвал дураком и поплыл прочь.
обиженный (но не обижающийся) микроб впал в смуту и окончательно успокоился, растеряв все свои микробные силы без остатка, когда понял что его микроскопического срока жизни не хватит понять этого. в тот же момент микроб умер.
в самом конечном счете остался только один океан. потому что он был несъедобен как броневая утроба, содержащая нечто золотое. еще потому что умирает не среда, среда пожирает, а океан – среда, он вечен и имеет одно лишь сходство с расхожим заблуждающимся взглядом на его образ. океан – среда, содержащая всяческие корабли, твари и микробы.
когда герои не выполняют норму своих героических поступков, то нам, скупым литераторам приходится самим додумывать пути поднесения первоначальной идеи до вас, читателей. в зените своей бездарности автор не сумел подвести вас к столпам той идеи, которая была предложена и в этой сказочке. как я ни старался, герои умирали преждевременно, а поскольку любое скоропостижное нахождение ответов на их тревожащие вопросы выглядело б (в силу остроты и глубины проблемы воздвижения и жизни вопросов) необоснованно и по большей части надуманно, то я, не желающий быстрого обличения автор, столкнулся с грандиозной дилеммой – быть или не быть? пожалуй, единственным выходом, как вы сами уже понимаете, будет простое обхождение прямолинейного пути и я открываю тайну (или загадку) вслух:
птица съела сказочного героя лишь потому что он был человеком и только он мог открыть броневое и несъедобное с золотой начинкой, но если б он это сделал то птица ее б не получила, а поймала она его лишь для этого. (как вы заметили, есть здесь и 2 непонятных момента: (используя цифры. на полном серьезе)
1. почему только человек может извлечь из несъедобной броневой утробы золотую суть и…
2. почему бы птице не забрать у человека ее…
но это уже явная воля Бога, а там где ее увидели, стоит все прекращать, потому:
FIN.)
вся нелепость смертей главных героев исходит из самого понятие смерти, в любом случае нелепого.