Младший отпрыск вороний в огромной семье –
каша мимо меня, но клевали в глаз мне,
и при счёте привычен был пропуск
только меня.
Я кустов не боялся и не мог предвещать,
приставания к павам не усвоил на пять,
мне была безразлична
любая бойня.
Я сидел на рогах у дремливых быков,
я в ночи охранял тропы белых волков,
я смотрел сквозь багряный закат.
Я перо за пером вороненьем покрыл,
сизый инея отблеск, мерцанье светил,
глянец ягод и яд.
Я янтарь находил под холодной волной,
где медлительно тени становятся мной,
накрывая крылом.
Я смотрел не мигая и не отвечал,
если этот бессмертный вставал на причал
расспросить о былом.
Я был полон, и время настало отдать, -
имя Солнца украли, чтобы Смертью назвать,
и не людям вернуть.
Я играл с Похитителем в древнюю ложь,
крылья против когтей, оплети, уничтожь,
грудь о грудь.
Я поклялся, что демон, ведь ночи черней,
я отнял имя Солнца для их дочерей,
и для рода всего.
Но сказали: «Ты клялся Хозяину Тьмы,
что не нашего мира, что разные мы, -
для чего?
Ты ведь знаешь, бывают не просто слова.
и стезя твоя будет отныне крива.
Уходи.
Демон мудрый и вещий, ты ночи черней,
ты запретен для ласки земных дочерей», -
так сказали вожди,
и безмолвно народ согласился, и я
прочь от хмурого взгляда людского жилья
устремился туда,
где холодные волны, на берег ложась
чертят знаки. И точку, тихонько смеясь,
размывает вода.
Я дождался. Он снова пришёл и спросил.
Я торжественно крылья над Солнцем раскрыл,
и ответил Ему:
«Я тебе расскажу: тьма вначале была,
и безвидно, и пусто, - и, точно игла,
звёздный луч утонул.
Но из ранки, из крови рождён этот мир,
Солнце помнит, как мрак эту вечность вскормил -
и, яйцом золотым,
уходя в черноту и рождаясь опять,
учит нас свой исток всякий раз вспоминать,
вспомнить дар остроты».
Над волнами, где тускло сияет янтарь,
вечен свет предзакатный, молчит господарь,
прислонившись спиной к валуну.
О далёком, прошедшем, о вечном пою.
А когда допою, я его заклюю,
и Вселенную снова начну.
4 октября 2004 г.