ЕЕ ждали давно, а пришла в феврале
И, как в прорубь, с башкой окунула в сугробы.
И скрипучих составов движенья суровы,
И качается в такт “что-то там” в бутыле
На столе, у окна. Разрисованы в прах
ЕЮ окна и видимость крайне нечетка.
Даже мнится, что это подводная лодка,
А не грязный вагон. Лебедей в рукавах
Ты не спрячешь, Зима, – уже поздно. Февраль –
Остается пол акта до плеска финала...
Ты меня наградишь напоследок фингалом,
Закрывая сим действием свой фестиваль
Ежегодных падений в сугроб и на лед.
Что ты, я не в обиде – ведь кто, как умеет,
Так и празднует финиш. И, надо же, греет
Благотворность чего-то, что произойдет,
Как начнется весна... Этот глупый синдром
Обязателен, вроде авитаминоза, –
Детскость лезет из нас и картинные позы
Принимает, игриво срывая ведро
С головы снежной бабы. Прости и прощай!
(Гардероб распахнет свои пыльные недра:
Хочешь, плащик, увидеть весеннее небо?) -
Фантазировать можно взахлеб, невзначай,
Забывая о том, что трясешься в плену
Погруженной в февраль и скрипящей “подлодки”.
Сквозь помехи вещанье – погодные сводки,
Обещают в неделю прибрать белизну...
(И зима убежит, осознав переплет,
На промокших ногах, что подкошены мартом)
А покуда - попутчик, раздав злые карты,
Из бутыли в казенный стаканчик плеснет.