Нарисуй мне свой фиалковый глаз.
Я раскрашу в чёрное, стану мыслить:
«Чья-то смерть рождается где-то в нас,
Где-то в нас… и кажется чьей-то жизнью».
Ты, конечно, спросишь, зачем темно.
Ты совсем не любишь, когда не видно.
Мне не станет грустно, но лишь смешно
И, пожалуй, больно, но не обидно.
Я с тобой делился. И жил. И пел.
Открывал все двери – да нараспашку.
Белый свет… - ты видела – он не бел,
Что твоя безумно-ночная рубашка;
Он не бел, как саван, не бел, как снег,
И – как даже парус тоски поэта…
Это тайная мудрость слепцов-калек
И моя метафизика цвета.
«Чья-то смерть рождается где-то в нас…»
Ты опять сегодня блестишь капризом,
Потому что твой фиалковый глаз
Омрачается взглядом сизым.
Только я продолжаю водить углём –
Где-то в нас, где-то в нас – по твоим портретам.
И уже, мне кажется, днём с огнём
Не увидится это «где-то».
Так приходит вечер – и ночь – и ты
Как всегда приходишь к своим прозреньям,
Умирая прямо в мои цветы,
Как в разбросанные вдохновенья.
И тогда я знаю: твои глаза
Для меня близогубы и близоруки:
Только если горит в слезе слеза,
Постигаются чьи-то муки.
Почему я верю тебе сейчас?
Почему я молю прощенье?
Чья-то жизнь рождается где-то в нас
Как моё к тебе возвращенье.