Очень давно, когда я, будучи юношей, обучался в некотором военном заведении, наряду с уставной техникой рукопашного боя, стали осторожно вводить восточные единоборства.
Я не помню ни имени, ни лица тренера, – «сэнсэя», я запомнил его руки и слова. Руки - изящные, чувствительные, быстрые, пугающе сильные. Но не изуродованные «идиотским набиванием» об доски и брёвна. Слова – непонятные, но завораживающие, вызывающие двойственное чувство того, что вас дурачат и одновременно показывают на нечто очень важное.
Нам было непонятно, почему большое время он уделял курсантам, имеющим склонность к музицированию, художеству, к натурам артистическим и утонченным. Строились предположения, что этих «хлюпиков и маменькиных сынков» он натаскивал особо, чтоб выбить из них «интеллигентские замашки». С простыми натурами «без прибабахов» он был сух и конкретен: «Отрабатывать дзен-ко-цу!», «Сегодня – а-тэ-ми!», «Рэй-го! До свидания.»
В те времена каратэ уже входило в спорт, и в городе проходили соревнования по катта, кумитэ и бесконтактным схваткам. Пару раз он устраивал культпоходы на показательные выступления и соревнования. Один раз некая городская школа демонстрировала умение своих учеников в разбивании досок, кирпичей, стеклотары. Специальных плиток тогда не было, да и сейчас их не найдёшь.
Двое юношей держат кусок необструганной сосновой доски, а третий – прямым боксёрским ударом ломает её. И со скамеечек, на которых в спортзале сидели зрители, были видны страшные «мозоли» на костяшках рук этих парней. Казалось, что из-за них ладонь не сможет раскрыться.
– Только идиот будет ломать твёрдое твёрдым! – говорил сэнсэй.
– В твёрдое бей мягким, а в мягкое – твёрдым.
– Сильного побеждай слабостью, а слабого – силой.
– Сильный – пивную кружку разбил! А разбей кружку Эсмарха!
Мы думали – что за чушь! И вопреки словам тренера некоторые курсанты пробовали «укреплять» руки об макеты на полосе препятствий. Заметив ссадины и опухоли на курсантских кулаках, тренер безоговорочно отстранял «экспериментаторов» от занятий. А позже даже ставил «двойки».
Знал он порою такие вещи, которые совершенно не стыковались с нашими понятиями о его специальности. Например, после одного праздника, на котором выступал курсантский «вокально-инструментальный ансамбль», сэнсэй на очередном занятии конкретно и профессионально раздолбал игру музыкантов и дал ценные советы по «устранению недостатков».
– Жест – язык тела, слово – язык ума, музыка – язык души. Танец хорош тем, что, исключая слабое звено, соединяет два сильных, – сказал он однажды.
Мы думали – вот загнул, ведь нет ничего сильнее разума!
Касался тренер и предметов, которые не входили в его компетенцию, например, диверсионно-подрывной деятельности. Его замечания по этому вопросу:
– Настоящий диверсант должен стать «ничем».
– Лучше побыть минуту трусом, чем век – покойником.
– Избежать боя, значит – выиграть бой.
Как-то на перерыве он разговорился о каком-то древнейшем учении, познав которое, якобы можно научиться высочайшему мастерству жизни. Оно охватывает все области человеческого существования – и как заработать на жизнь, и как выжить в трудные дни, и как познать «высшие тайны», как питаться, как одеваться, как построить дом, как вести себя в обществе, и интимные стороны жизни, не упуская секса, и любви к противоположному полу. Причем, эти два последних понятия он советовал не смешивать и не путать.
– Любовь приходит и уходит, а трахнуть хочется всегда, – переиначил он известную поговорку.
Вряд ли кто-то из других преподавателей так смело и откровенно смог бы сказать об этом молодым максималистам-идеалистам, какими были мы, не боясь быть не понятым и втайне осужденным, а это грозило потерей авторитета.
Он упоминал про тай-цзи-цюань, как про боевое выражение этого учения, использующее силу противника для его отражения, натиск врага для победы над ним. Кое-что показывал, но вскользь, объясняя, что для овладения этой техникой надо быть «невесомым и невидимым», а для этого в свою очередь надо полностью опорожниться. Но здесь ни резиновое изобретение Эсмарха, ни индикатор кислотности фенолфталеин не годятся, потому что самое главное дерьмо в людях сидит не в кишечнике.
– Чтобы избавиться от этого дерьма, нужно прекратить делать глупости и ошибки. Но не ошибается тот, кто ничего не делает, вот вы для начала и прекратите делать хотя бы глупые ошибки!
Опять каламбур, но с каким видом!
С тех пор прошло и изменилось многое. Я, однажды проснувшись, обнаружил себя в сумасшедшем доме. Осторожно оглядевшись и прозондировав обстановку, я понял, что для того, чтобы жить здесь, нужно стать таким же, как все, хотя бы внешне. Я пытался дознаться, как я сюда попал, мне отвечали, что я был здесь всегда, с самого рождения. Что-то не верится! Раньше я жил в нормальном мире. Да и что с них возьмёшь, с сумасшедших! Сами-то они уверены, что всё нормально. Даже врачи и санитары (они же охранники). Но главное, выйти отсюда я смогу только умершим.
Что там говорил наш сэнсэй, ни лица, ни имени которого я не помню, о том, что можно умереть, не дожидаясь смерти, и при этом стать бессмертным? Наверное, снова нёс околесицу с серьёзным видом. Или, может быть, он имел в виду Александра Матросова? Точно! Он ведь лез во все вопросы, а в данном случае он влез в военно-патриотическое воспитание!
Стоп! Позвольте, позвольте... а был ли он, этот сэнсэй и тот нормальный мир?
А не приснилось ли мне всё это под действием лошадиной дозы успокоительного!?