Любите ли Вы музыку? Нет, не то... «Вы любите театр? Я хочу сказать, Вы любите театр так, как люблю его я...». Именно! Вы любите музыку так, как люблю её я? Самозабвенно, до беспамятства, когда вокруг исчезает всё, кроме неё, когда в её звуках растворяюсь, исчезаю и я сам. Даже если она не звучит из громкоговорителя, или из раскрытого окна консерватории, со сцены или из оркестровой ямы,.. она звучит во мне. Я даже музыкой думаю. Мало того, музыка имеет для меня отражение во всех остальных чувствах, не говоря уже о слухе. Вначале было не слово, вначале была музыка. Слово пришло потом.
«Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет – пророк Его»... я не спорю, наверное, это так. Я хочу немного переиначить и сказать то, что я чувствую:
Нет Бога, кроме Аллаха, и Музыка – язык Его!
Если Бог и говорит с людьми, то он говорит музыкой. Негромкий звук дутара, звенящие аккорды ситара, одинокая флейта пастуха, всё это голос Бога, говорящего с людьми через своих пророков – музыкантов. Этот голос может быть тихим и нежным, как мелодия Глюка, может быть мятежным и неистовым, как бетховенские симфонии, весёлым и беззаботным, как вальсы Штрауса, страдающим и метущимся, как опусы Баха.
Люди размышляют, спорят, есть ли Бог. Верят или не верят в него. Пытаются постичь, какой он, Бог. Говорят о своей любви к Богу, выключая радио, из которого звучит музыка Чайковского, чтобы не мешала разглагольствовать. Зачем слова? Всё уже понятно. Не любящий божественную речь, никогда не сможет ни почувствовать, ни полюбить и самого Бога.
Еще ребенком, на берегу лесного озера, когда теплым осенним вечером солнце осветило золотую листву берёз, резко обозначило на фоне нежно-голубого неба островерхие тёмно-зелёные ели, когда совершенно зеркальная гладь воды с неподвижными зелеными тарелками кувшинок отразила перевёрнутое изображение всей этой благодати, я услышал пение лесной птицы. Она пела первые четырнадцать нот «Утра» Грига. Её голос доносился из вершины деревьев с противоположного берега. Он летел прямо ко мне, но часть его отражалась от воды и приходила как бы из того, отражённого леса.
– Как вверху, так и внизу...– услышал я слова. Слова были ниоткуда. Может быть, они прозвучали в моей голове, может быть, они донеслись из моего сердца, может быть, это сказала та птица, или лес вокруг меня, или озеро... Может быть, это произнёс сам Бог... Как вверху, так и внизу,.. как на небесах, так и на земле. Во веки веков да будет так!
Вы думаете, что я какой-нибудь религиозный фанатик или полусумасшедший? Да?! Вы меня обижаете! Я не полусумасшедший. Я полностью и окончательно сумасшедший! Никаких полумер!
Если нормален этот мир, в котором один сын божий убивает другого божьего сына во имя свей любви к Богу, если он отнимает его драгоценную жизнь на этой земле, о которой только доподлинно и известно, что она есть, или отдаёт свою, в надежде, что и убитый им «неверный» и он сам, будучи убийцей или жертвой, получат вечную жизнь где-то там, «в раю», которого никто не видел, то я предпочитаю быть сумасшедшим.
Если нормально это общество, в котором люди, создающие законы, выкраивают их как «семейные трусы» под размеры своей, извините, задницы, в котором люди, стоящие на защите этих законов, попирают их грязными сапогами, в котором тебя обнимают одной рукой, а другою – всаживают нож, то я хочу быть изолированным от него.
Если нормальна эта страна, в которой пословица «Трудом праведным не нажить палат каменных» является не шутливой присказкой, а горькой и доподлинной правдой, я желаю быть блаженным нищим, бродягой, кем угодно, только не участвовать в гонке за призрачным благополучием. Тем более, когда знаю, что судьи в этой гонке подкуплены и все призовые места распределены. Я уже благополучен и без этих хлопот. Кто может быть благополучней меня, если во мне звучит голос божий?
Нет, сам я ни на чём не играю. Даже если бы я умел играть, поняв, что музыка – это язык Всевышнего, я бы прекратил. Недостоин я быть Его пророком. Мне достаточно того, что я слышу Его, чувствую и понимаю.
Когда где-нибудь в электричке, «на работе», в хриплом приёмнике зазвучит квартет Моцарта, и хозяин приёмника отчего-то не перестроит его на другую волну, я так ему благодарен! Я уже весь там. Я уже не слышу попутчика, рассказывающего мне про то, как вчера «наши» выиграли у «не наших», я киваю головой, в унисон с его выражением лица меняю мимику, но это делает моё тело, чтобы не испортить настроение человеку. Душа моя купается в звуках. И не беда, что тембр никакой, искажения выше всякого здравого смысла. Я всё исправлю! Я уберу шипение и треск помех, я дополню басы виолончели, подниму верх у скрипок, раздвину вширь голос альта. Моя душа всё может, ведь с ней говорит Бог! А когда она слышит Его голос, она тоже делается всемогущей.
– Ляббейка Лляхума ляббейка! – восклицают паломники, приближаясь к священной земле Мекки.
Так и душа моя восклицает:
– Я здесь, Господь мой возлюбленный, я здесь! Я слышу тебя, я здесь у Твоих ног, я в Твоей воле!