Поэма о животе.
Встречаются в стихах любовь, измена..
О грязи пишут.., и о чистоте..
И до сих пор есть в Индии культ члена!
Я ж написать хочу о животе.
Бывал в степях, там каменные бабы.
Стоят без лиц, вздев в небо свой живот.
А кто они? Задумался хотя бы,
Об этом наш российский идиот.
Забыв красу, и впрямь как идиоты,
Стакан принять – вот это лепота.
А опосля…какие там красоты…
Им всем подай, что ниже живота.
Не знаю я, какая здесь причина.
Быть может быть наследие времен,
Что женщины попрятались в личины,
Вступая в брак, как будто бы в полон.
Они смиренны и вот это плохо.
Им был бы муж, хоть плохонький, да свой.
И на людях ни жалобы, ни вздоха,
А жизнь у них, подчас, хоть волком вой.
Конечно же, бывают исключения.
Я как назло, имею острый глаз.
У баб таких сплошное воскресенье,
Но эти тетки видно не про нас.
И черт бы с ними, хоть у них наверно,
Животики уж точно не плохи.
И говорить о них не будем скверно,
Там есть свои мужья и женихи.
Ну вот опять, слегка ушел от темы,
Не избежать нам всем любовных пут.
Влечение, наподобие экземы,
Во всех нас есть, и то – любовный зуд.
Давным-давно, еще младенцем в туе,
Когда в своей душевной простоте,
Еще не знав о назначенья х…..,
Как много знали мы о животе.
Мы все тогда тянулись к сиси ртом,
О, как любили мы животик мамы…
А остальное было все потом,
Жизнь не легка – колдобины и ямы.
Взрослел и я. Смотрел лишь на лицо,
Мне каждая казалась лучшей в свете.
Вы вспомните, какой в конце концов,
Мог быть живот, когда уже ни дети.
Наверно мне тогда не повезло
Я начал ****овать - была причина,
Покинула меня девчонка, подло, зло!
Ушла с другим, красивая скотина.
С тех пор не выношу я бабских слез,
И вижу в них лишь слабость вместе с ложью.
При этом сам им лгал, касаясь их волос,
Свою же ложь - считая даром божьим.
И понеслось - мелькали как в кино:
Блондинки, рыжие, да всех не перечесть.
На брудершафт я с ними пил вино,
Но в душу никому не дал залезть.
Сейчас считаю, это были сдвиги,
По части баб, но был тогда я слеп.
За юбкой мог я ехать - аж до Риги,
Не говоря про Тосно, Кингисеп.
Что делать, ну была такая веха,
Вам это подтвердит моя же мать.
И до сих пор я не могу без смеха,
Про те свои походы вспоминать.
Любил я всех, и многим улыбался.
Женившись, на любовь я был не жмот.
Каким же мне прекрасным показался,
Моей жены, беременный живот.
Ходил тогда я даже обалдевший,
И целовал живот тот исполин.
Он был такой большущий, нежный
Потом родился наш любимый сын.
Любовь она ведь без конца и края
Ее прервет лишь бездыханный сон
И я лежу волос дурман вдыхая,
Сердечки бьется наши в унисон.
Хоть ночь уже, и склонен я к зевоте,
И за окном луна бросает тень.
Хочу воспеть я лишь один животик,
Который вижу каждый божий день.
Стихи любил писать я раньше ночью.
Лежу, мурлыча этаким котом,
Закрыл глаза, и будто бы воочию,
Своей жены любуюсь животом.
Я не любитель вычурного слова,
Люблю слегка я грубоватый слог.
Жены живот – великоват немного,
Но нежен он, как бабушкин пирог.
Жена смеется – он смеется тоже,
Жена грустит – он неподвижен весь.
Он очень чуткий, может строить рожи,
И спрячется, когда причина есть.
Все спать пора, уже сошлися стрелки,
И в темноте жены не вижу лик.
Ее животик, лучше всякой грелки,
Меня согреет, я считаю – вмиг.
И я уснул, весь умиротворенный,
Рукой обняв за талию живот.
Как хорошо, и я опять влюбленный,
По морю сна меня щас понесет.
А дальше сон, наверно отголоски,
Своих стихов я в памяти несу.
Мне снились животы – как эти доски.
На коих утром мы режем колбасу.
Я гладил их, вокруг стояли стопки.
Моя рука скользила нежно вниз.
И у одной красивой эфиопки,
Просил я по английски, нежно – плиз.
Забыв про все, что я писал там выше,
Я любовался впалым животом.
Была луна, циновка, звезды, крыша,
Хотите знать, а что было потом?
Прервался сон, до обалденья жалко.
Я стер с лица чуть выступивший пот.
Родной жене пришлось поставить палку,
Осыпав поцелуями живот.
Станислав Кутехов 30 марта 2005 года.