По сосулькам сбегают прозрачные капельки крови.
Или слёзы хрустальные плачущей тихо зимы.
Бесконечно любя, ей положено быть посуровей.
Чтобы в противовес были мягче и ласковей мы.
Старики ощущают остатки мгновений на коже.
И зима на излёте восторгов былой красоты
Осознала: дитя на неё очень сильно похоже.
Его дни и под солнцем давно холодны и пусты.
Окропив незаметно и горько сугроба платочек
Вдруг одёрнет себя и морозом слезу приберёт.
Скоро истинность солнца суровую маску проточит.
Каждой маске когда-то открыться настанет черёд.
Как же он без меня? И капели опять зазвенели…
Плачет мама, предчувствуя скорый далёкий уход.
Не печалься, зима. Наяву ли, не знаю, во сне ли,
Припетляю к тебе, беляком от собачьих охот.
Я, наверное, ты. И суровость моя не сурова.
Как и ты, что, жалея, сама обжигала подчас.
Но любила. Я знаю. Как первенца, а не второго.
Непривычного чувства любви так наивно дичась.
Обещаю тебе, я как ты своё сердце открою.
Горизонт моё солнце далёкое пересечёт.
И с весною вдвоём – половинкой моею второю,
Как мечтала ты, летнего времени включим отсчёт.