1.
Со школы, помню, мы любили
Взять атлас мира, наугад
Раскрыть, и пальцами водили
По дальним странам. Через мили
Воды и суши несся взгляд.
Так и сегодня, вспоминая
Забаву школьную, я взял
Из шкафа атлас, отыскал
В нем карту желтую Китая…
Ноябрь. Янцзы. Нантонг. Причал.
Здесь швартовались пароходы
Всех флагов мира. Так и наш
Разноязыкий экипаж
Причалил к пристани завода,
Чтобы подправить такелаж,
Очистить днище от ракушек,
Борта подкрасить и трюма.
Ведь на носу уже зима.
И тут уже не до игрушек –
Сурова зимняя вода.
Так день и ночь, не уставая
И кроя пылью всех и вся,
Трудился пескоструй. Струя,
Окраску, ржавчину сдирая,
Шипела. Часто ночью я
Вдруг просыпался, и при свете
Огней забортных слушал как
В железо бьется черный шлак.
И засыпал под звуки эти.
А утром, следуя на бак,
Я утопал в песке ботинком,
И закрывал ладонью нос –
И пыль, и утренний мороз
Нечетким моментальным снимком,
Остались в памяти. Вопрос
Был постоянный: скоро, скоро ?
Но день за днем струился шлак.
И притомившийся моряк
Под вечер направлялся споро
Звонить домой. Или в кабак.
2.
«Вы – русский ? Значит, Вам креветки
Под острым соусом ? Сейчас
Я принесу,»- раскосых глаз
Был взгляд внимателен. Салфетки
Вдруг появились. В профиль, в фас
Лицо хозяйки заведенья
Я изучал, пока она
Сервировала стол - одна
В дневное время. В этот день я
Шел просто мимо, никуда.
Нантонг – собрание контрастов.
И я любил бродить один.
Из магазина в магазин,
Из лавки в лавку – очень часто
Я был свидетелем картин
Таких восточно-колоритных,
Таких диковинных порой,
Что позже, возвратясь домой,
Я услаждал всех любопытных
Картин тех яркою игрой.
В любой стране, в любой столице
Что нужно русским морякам ?
О, их влечет базарный гам
И жажда чем-нибудь разжиться
На крохи суточных. Но вам
Не повезло – в своем рассказе
Я пропущу базар. Увы !
Не потому, что здесь просты
Обычаи. В изящной вазе
Уже не сыщутся черты
Традиционного Китая.
Хотя по-прежнему в ходу
Босые рикши. И в саду
Сидел я часто, наблюдая
Традиционное у-шу.
И на деревьях из бумаги
Висят фонарики. В любой
Лавчонке вы над головой
Найдете символы и знаки,
И Будд на полке ряд немой…
И в этом самом заведеньи
Все было так же: за стеклом
Виднелись Будды, и знаком
Вид сувениров, и сплетенье
Лент расписных под потолком.
Здесь точно так же подавали
Традиционный чай гостям.
Курился сладкий фимиам
Со слабой примесью печали
И некой тайны пополам.
Звучала музыка негромко.
Меня привлек изящный труд –
Миниатюры в виде блюд
На свет почти прозрачных, ломких.
Я ждал, когда мне принесут
Мои креветки. Было слышно
Шипенье масла в кухне. Я
Смотрел как яркая змея
Сплелась в узор с цветущей вишней -
Сюжет наивный. Но меня
Привлек объем, столь нетипичный
Китайской живописи. Так
Во всем – традиционный Пак
Не в рубище, в костюм столичный
Теперь одет. Его пиджак
И брюки пусть уже не новы,
Но денди лондонским себя
Он ощущает. И всегда
Во всем вам услужить готовый
Он улыбается… Но я
Слегка отвлекся. И креветки
Уже дымятся предо мной,
“Tchin-Tao” льется золотой
В сосуд для европейцев редкий –
В пиалу. Видно, гость дневной -
Не очень частое явленье
В китайских лавках. И пока
Моя неловкая рука
Пыталась некие движенья
Освоить с палочками, та,
Что мне прислуживала, рядом
Присела. Несколько минут
Молчала, глядя на мой труд,
Удачи поощряя взглядом.
И вновь: «Вы – русский? Как зовут
Вас?» Я себя назвал. И дале
Потек неспешный разговор.
Мэй Линь (до этих самых пор
Ее Марией называли -
Для европейцев проще) взор
Остановила на пакете
С комплектом фото, где на них
Итог прошедших выходных –
Буддистский храм (пусть не в Тибете,
Всего лишь десять миль морских
Вниз по Янцзы), пейзаж окрестный,
Послушники, монахи – всё,
На чем внимание своё
Я останавливал, всё вместе
На снимках запечатлено.
Я разрешил взглянуть. С вниманьем
Она глядела фото. Мне
Сказала, что в монастыре
Ланг-Сан хранится по преданьям
Реальный Будда – на горе
Ступени пагод укрывают
На высшей точке под стеклом
Его, сидящим на цветном
Ковре. И монастырь по краю
Известен этим божеством.
В пакете среди прочих фото
Она нашла и этот вид –
Прикрыв глаза, как будто спит,
Под балдахином с позолотой
В стеклянном кубе он сидит.
О, как Мэй Линь затрепетала,
Увидев это фото! И
Скрывать эмоции свои
Передо мной она не стала.
Напротив, будто огоньки
В ее глазах зажглись, румянец
Разлился по щекам. И круг
За кругом тонких, нервных рук
Ложился на безмолвный глянец.
И даже будто сердца стук
Ее был слышен мне. Возможно,
Преувеличиваю я.
Но обращенный на меня
Заметно влажных глаз несложно
Понять красноречивый взгляд.
И время будто отступило.
Какой-то краткий-долгий миг
Казалось мне, что я проник
Туда, где яркое светило
Касалось снежных горных пик,
Где сам я к храму горной тропкой
Среди паломников бреду,
И через шаг себя кладу
Навзничь, шепча молитвы робко,
Забыв про воду и еду.
Так день за днем. Все дальше, дальше…
Все ближе небо и ясней…
Уже не знаю сколько дней
Я так бреду. В душе ни фальши,
Ни эгоизма. И ясней
Становятся простые вещи.
И видишь мир совсем иным.
Кто я? Ничтожный пилигрим,
Чье сердце бедное трепещет
И только жаждет встречи с Ним…
Но миг – и кончилось забвенье.
И мы с Мэй-Линь опять одни.
И от того теснит в груди,
Как много было в наважденьи
Смиренной кротости, любви.
Мой взгляд опять упал на полку,
Где Будды замерли в строю,
На фотографию свою…
Я сохраню ее, а толку?
А, может, и не сохраню
Вот это маленькое диво,
Что увезу в свои края
В гремящих недрах корабля…
Но взгляд Мэй Линь красноречивый
Вдруг стал понятен для меня.
Что для меня вот это фото
С чужим для русских божеством?
Материал в фотоальбом,
Чтоб удивлять потом кого-то,
Прослыв буддизма знатоком?
Так размышлял я, воздавая
Креветкам с пивом. За окном
Сгущался ранний сумрак. В нем
Витала изморозь сухая.
И незатейливый фантом
Рождался – сколько глаз хватало:
Лачуга превращалась в дом,
Мелькнувший рикша босиком
Как будто сгинул в пасть Ваала
За отдаленным фонарем.
Стоящий с дырами и криво
Сплошным стал реечный забор…
Я обратил к Мэй Линь свой взор.
И сам собой неторопливый
Смолк между нами разговор.
Часы пробили столь любимый
На Альбионе “five o’clock”-
Пора назад в морской чертог.
Прощальных жестов пантомима –
Закономерный эпилог.
Спустя дня два иль три – не боле –
Притоплен был плавучий док.
И мутный медленный поток
Нас подхватил. Винты мололи
Со дна поднятый ил, песок.
И вновь причал. И лиц портовых
Официальных череда.
И беготня туда-сюда
Стюарда. Наконец швартовы
Со всплеском приняла вода.
3.
С таким же всплеском, но бумажной
Волны, закрыл я атлас - с ним
Морской вернулся пилигрим
В земной чертог многоэтажный.
И в тесноте средь книг храним -
С полуистертой позолотой
На корешке - он сохранил
Моря и порты, где я был,
И то загадочное что-то,
Чем я в то время дорожил.
А что с Мэй Линь, а как же фото?
Наверно, спросите Вы? В тот
Описанный мной эпизод
В момент оплаты мною счета
Я отдал ей и снимок тот.
Когда ревущие широты
Продул мифический Эол,
В кают-компаньи я нашел
Оброненное кем-то фото -
Портрет: вуаль и красный шелк
В отделке шляпки и по краю
Немного кружев, и колье
В разрезе скромном декольте,
И взгляд, который я узнаю
Спустя года. В своем столе
Средь прочих снимков из Нантонга
Я положил его. Потом
Все поместил в фотоальбом.
Последний лист: под тонкой пленкой
Мэй Линь – прошедшего фантом.