Путешествие из Дели в Агру и обратно
(нечто вроде путеводителя)
Что сказать о Тадж Махале?
Двести верст мы отмахали,
чтобы гид-дитя-нахал
показал нам Тадж Махал.
Он на «пиджине»(1) лопочет,
в мрамор свой фонарик тычет,
и узорный сердолик
загорается на миг.
А потом ведет к надгробьям,
а вернее – к их подобьям
(ведь сама Мумтаз и Шах
ниже свой сложили прах.
Даже нет предмета спора:
существует два набора
цельных, все в узорах плит
и под нижним прах сокрыт.
Вас ведут к печальной сени
белоснежные ступени,
там опять курений дым
и опять берут калым).
А наружу выйдешь – диво,
так приглядно все, красиво,
мрамор теплый и литой
под твоей босой пятой.
Белостенна и обширна
усыпальница-кумирня,
и венчает сей сосуд
легкий купол-парашют.
Жарким полднем белый-белый,
утром – весь зарозовелый,
разный в разную пору
он сиренев в вечеру,
как сапфир – ночной порою
(и серебряной ладьею
месяц над шатром плывет,
в Пакистан тебя зовет).
По углам, белы и мощны,
стерегут супругов мощи
минаретные столпы –
великаны средь толпы.
Чтобы в миг землетрясения
им упасть от сотрясения,
не разрушив пантеон,
придан каждому наклон.
Раньше юноша в несчастье,
обезумевший от страсти
мог взойти на минарет,
чтоб покинуть этот свет.
Но недавно стала в моде
смерть при всем честном народе,
и решили не мудрить,
минареты те закрыть.
А на куполе – сердечник,
золотистый наконечник.
Он теперь совсем пустой,
а когда-то был в литой
скорлупе из драгметалла;
что той скорлупы не стало,
ну а с ней – ее цены,
в том потеря для страны.
(Чтоб, не веря глазомеру,
кражи оценить размеры,
на полу – пусть знает свет! –
в три сажени силует.
Поглядишь, и станет ясно,
что пожалуй не напрасно
был колонизатор-бритт
мародерством знаменит.)
Сдав обувку на хранение,
коренное население
и туристы всех мастей
валом валят в мавзолей.
Там во всякую погоду
встретит вас прохлада входа,
благовонный полумрак –
приобщения вещий знак.
Веки влажные сомкни
и сиди себе в тени,
отдаваясь гулким звукам,
что отбрасывает купол.
А потом пройдись вокруг,
и вдали возникнет вдруг
стон, что мертвой нареченной
старец слал из заточения.
Для себя же «Черный Тадж»
сей владыка магарадж
так, увы, и не построил,
и почил достойный воин
узником – невдалеке,
чуть пониже по реке.
(Там зеркальная система,
приближая белы стены,
чемпиону всетерпения
возвращала силу зрения.)
Сын царил, отец страдал,
а потом и дуба дал,
и прилег к своей Мумтаз
под бочок – в последний раз.
Встречи с Таджем я боялся,
но не разочаровался;
может быть и сам ислам
рано отдавать на слом?(2)
Красоту питает чувство,
и творение искусства
высится среди людей
храмом духа и страстей.
+ + +
По пути назад лишь сдуру
можно пропустить Матхуру;
разве что ленивый хам
не заглянет в местный храм
Пагодою из базальта
он торчит среди базара;
на панелях расписных
пляшет Бог среди живых;
он на дудочке играет
и подружек созывает –
Кришна, юноша-пастух,
темный лик, высокий дух.
Тут же ради поучения
начертАны изречения,
чтобы грешным нам помочь
слабость плоти превозмочь.
В храме умиротворение,
в алтарях горят куренья
и кайфуют под тамтам
кришнаиты разных стран.
Позже сонно, без азарта
бродят пары по базару,
обнимаются, поют,
чай и «лимку»(3) дружно пьют.
На базаре – как в театре:
вот картинки к Камасутре,
вот торговец, взяв свирель,
в вас пускает птичью трель.
Тут же ты напоен чаем
и, безмерно почитаем,
размышляешь: «Как тут быть?
Надо что-нибудь купить!»
Хочешь – дудку, хочешь – бусы
(все мы чуточку зулусы!);
хошь – агат, а хошь – гранат,
покупай, и будешь рад!
Вещи из мягчайшей кожи
прочны, дешевы, пригожи.
Вот вам джинсы, вот бурнус –
на любой карман и вкус!
Деревянные фигурки,
ширмы, столики, шкатулки,
драгоценные ларцы –
лилипутские дворцы.
Серебро и медь с латунью –
все горит алмазной гранью,
и шеренги стройных ваз
выстроились напоказ.
Покупаю, уезжаю,
что-почем теперь я знаю
(в Индии любой щенок
преподаст тебе урок).
Не одной Махабхаратой
эта нация богата:
на искусных их менял
я бы наших обменял.
Гости из Перми и Варны
здесь изрядно популярны.
Всяк торгующий «индюк»(4)
твердо помнит слово «друг».
Старец, муж и малолетка
свое дело знают крепко –
покажи любую вещь,
и в ответ услышишь:«Чейндж!»(5)
Но при этом, как ни странно,
жульничество не повально:
чтя достоинство, народ
здесь «по зернышку клюет».
(Как не вспомнить по контрасту
наших спекулянтов касту,
честь теряющих и стыд
лишь почуют дефицит!)
Дух торговли не зазорен,
а напротив – плодотворен.
Там лишь «маркет» будет «блэк»,
где нормальный рынок – «ёк»!(6)
Как и русский, Кришны племя
не особо ценит время,
пьет однако ж – примечай! –
соки и безвредный чай.
Не без помощи науки
жадные до дела руки
камень, пряжу, древо, фрукт
превращают в «энд-продукт»(7).
Нам не раз еще случится
кой-чему здесь поучиться.
Индию нам надо знать,
с ней дружить и торговать.
Я и сам теперь, не скрою,
тешусь мыслею одною:
как бы организовать,
чтобы вновь здесь побывать;
как бы дело так наладить,
чтобы теплый Тадж погладить
и помлеть под ту дуду
ну хотя бы раз в году!
Впрочем, это все мечтания.
В жизни краткой, обладания
нам ничем не закрепить.
Просто нужно мудро жить:
день подарком принимая,
голосам судьбы внимая,
смысл ловя их, чутко, зряче –
и весь мир возьмешь впридачу!
1989
-------------------
(1) "Pidgin English" – испорченный английский в бывших британских колониях.
(2) Писано задолго до «новой эры», то есть до 11 сентября 2001 года (Примечание 2003 года).
(3) Самый популярный в Индии прохладительный напиток, напоминает нашу «фиесту».
(4) Добродушная кличка индусов, широко бытовавшая в советской колонии.
(5) "Change!" – «Махнемся!» (англ.).
(6) "Black market" – черный рынок (англ.); «ёк» – нет (татар.).
(7) "End product" – конечный продукт, готовые изделия (англ.).