Разнотравье

Виктор Балык
         * * *

Войну я видел лишь в кино,
Войну я знаю понаслышке.
Но как понять: в глазах - пятно
Застывшей крови на мальчишке.

Он мог бы быть сейчас отцом
Или, вернее, - добрым дедом.
И внуки гладили б лицо,
Но он не дожил до победы.

Он шел в атаку ради нас,
За мирный сон на нашем шаре,
Чтоб мы могли рассветный час
Встречать без зарева пожарищ.

Его хлестал
Смертельный град
И снег колючий словно иглы.
Но он шел в бой не для наград,
И не за тем, чтоб смерть настигла.

Наградой высшею ему
В его неполные семнадцать
Была возможность раз в дыму
В атаку первому подняться.

И он поднялся, где хлеба
Когда-то зрели так волнуясь.
Но пули - что? Она - слепа,
И что ей чья-то жизнь и юность.

Она ударила как хлыст,
Как бьет подлец, что под личиной.
И  чей-то крик: браток, держись! -
Уже был еле различимым.

Ему казалось: он летел
Сквозь смерч огня и клубы дыма.
А сам все полз к той высоте,
Что так была необходима.

Но не дополз, и сжал в горсти
Ромашки опаленной стебель...
Прости меня, прошу, прости,
Что я с тобою рядом не был.

ХОРОШО СИДИМ!

Как хорошо, что я гитару взял,
Как хорошо огонь горит в камине!
Как хорошо, что здесь мои друзья,
Как хорошо,
Что здесь я вместе с ними!

Как хорошо, что бродим мы сейчас
В воспоминаньях общею дорогой,
И то, что можем
Мы рубить с плеча,
И начинать от самого порога.

Как хорошо,
Что я сегодня пьян,
Пою о том, что было, будет с нами.
Как хорошо, что этот мой изъян -
Сейчас не грех, считается друзьями.

Как хорошо
Ведем мы жаркий спор
О том, о сем и коротко о разном.
Как хорошо несем мы милый вздор,
Струятся мысли образно и праздно.

Сердца и души наши нагишом,
Не удержать их за узду по клеткам.
Все хорошо, ну очень хорошо,
Вот только жаль,
Что видимся мы редко.


КОНЕЦ ГАСТРОЛЕЙ
Ю. Воронкову

Ну вот и все,
Укладка реквизита,
И вновь
Дорога дальняя потом.
Прощаясь с нами,
В тишине разлитой,
Подрагивает
Купол шапито.

В пустых гримерных -
Лишь остатки блесток,
С богов арен
Слетевших невзначай.
Казалось бы,
Что нам легко и просто
Закончить здесь,
А где-то там - начать.

Но нет,
Мы здесь дарили без обмана
Минуты наших жизней,
И под туш
Вывертывали
Все свои карманы,
Уставших от поездок
Наших душ.

Оваций нет,
И нет улыбок милых.
Затих вчера
Последний шум и гам.
Теперь сквозняк лишь
Шевелит уныло
Рекламные
Обрывки по углам.

И в сожаленье
Вздрагивают губы:
Не скажет шпрехталмейстер
Сочных строф.
Никто здесь
Не взберется вновь под купол,
Сверкающий
В лучах прожекторов.

Грустит в сторонке
Наш веселый клоун,
Гуммозу сняв
И грим ненужный смыв...
Весь реквизит
Почти что упакован,
Конец гастролей,
Уезжаем мы.


К О Е - Ч Т О   О   Д У Р А К А Х

Спросу нету с дурачин, -
Незачем стараться.
И без видимых причин
Можно улыбаться.

Хоть дурак пусть головой
Кучеряв ли, лыс ли,
Все равно ведь у него -
Не единой мысли.

Ну, а тут от всяких дум
Казус постоянный:
Или день-деньской угрюм,
Или месяц - пьяный.

Если б выглядел я весь
Тронутым, безлико,
Я б не знал, что где-то есть
Зимняя клубника.

Не манило б вдаль меня,
Будь в конец затюкан,
И доволен был бы я
Коркой хлеба с луком.

Так ведь нет же, подавай
Мне полмира сразу,
Персиков с инжиром дай
Ну хотя бы на зуб.

Потихоньку бьет озноб,
От сомнений - в пене.
Для того ж, кто твердолоб,
Нет ни в чем сомнений.

У меня вот снова шок -
Люди чахнут в стаде.
Дураку же хорошо
При любом раскладе.

У него всегда , везде
Ровненько и гладко.
Ну а тут же что ни день,
То на сердце гадко.

Все не эдак, все не так,
Снова мыслей ливень...
А дурак, ну что дурак,
Он живет счастливей.


Х А  -  Х А ! - 1

Газета - товарищ, который всегда
Везде впереди, как знамя.
Газета - товарищ, который года
Идет рука об руку с нами.

Газета порою - раскаты грозы,
Как молнии - веские строки.
Газеты столбцы -
Многогранный язык,
Правдивый, веселый и строгий.

Пусть даже газета собою мала,
Но сколько
В ней силищи хлесткой!
Страницы газетные - как зеркала,
В них мир отражается четко.

Любите газету,
Как ценный продукт,
Как память отцов, почитайте.
Газета - товарищ,
Нет, больше - как друг,
Читайте!
Читайте!
Читайте!



Х А - Х А ! - 2

Не в доме с балконом -
В казарме я
Среди поколения трудного.
Родная советская армия
Меня приняла, сына блудного.

Постригла, побрила,
Обула, одела,
Любить научила
Военное дело.

Здесь мелочи нет, все - великое
С такими прекрасными видами.
Ну, слился я с массой безликою,
Зато ведь бесплатно мне выдали:

Шинельку, погоны,
Петлицы, шевроны,
Аж сердце от счастья
Дробится на части.

Мечтал я о светлом, и - вот оно!
Наставники, как полагается.
Мне все безвозмездно здесь отдано,
Забота во всем проявляется.

Не жизнь, а малина,
Ведь в десять, как сына,
О, милый мой Боже,
В постельку уложат.

Мы дружно живем жизнью новою,
Не то, что когда были штатскими.
Мы ходим все вместе в столовую,
И таз в бане делим по-братски мы.

Любой, между прочим,
Здесь будет счастливым.
Хоть горы ворочай
С таким коллективом.

"Деды" учат нас уму-разуму,
Почли уваженьем их сразу мы.
Поем на вечерней прогулочке,
А в праздник дают всем по булочке.

Не верьте поганцам,
Что здесь как в петле.
Готов я остаться
Еще на пять лет.


Х А  - ХА  ! - 3

Порой мне кажется, что я уже постиг
Секрет поэзии, и сам подобен магу,
Могу очаровать в единый миг
Словами, что бросаю на бумагу.

И строки вроде плахами мостов
Подогнаны, точны, и рифмы - сваи.
Все. Выдохнул. Читаю. Нет, не то.
Чего-то в чем-то где-то не хватает.

Оно же рядом, здесь, еще чуть-чуть,
К нему тянусь, как в темноте, на ощупь.
И кажется, вот-вот сейчас схвачу,
Но нет, исчезло редкой птицей в роще.

Оно мне - как для нищего пятак, -
Всего одно единственное слово.
И вот нашел. Читаю. Нет, не так.
Зачеркиваю. Начинаю снова.


               * * *

Усталость скосила последних из взвода,
Пока лишь усталость, - в траву меж берез.
Состарился мир наш на целых два года,
А стал ли умнее? - открытый вопрос.

Осенние капли упали со звоном,
По листьям, по лицам слезой потекли.
На наших мундирах все те же погоны
И серая пыль постаревшей земли.

Мы грезим домашним и зеленью всходов,
Печным огоньком, а не шквальным огнем.
У нас впереди еще вечность в полгода,
И только потом плечи мы разогнем.

Нас в разные дали помчат эшелоны,
К местам, что в сердцах мы своих берегли.
И лягут дождинки другим на погоны,
И пыль, может быть, поумневшей земли.


М О Е   З Н А Н И Е
К О М П Ь Ю Т Е Р А

Гвоздик забью здесь,
Гвоздик забью там,
Ведь у меня есть
Новый компьютер.

Цоп его в руки,
И без труда я
Гвоздик со скуки
Забью хоть куда я.

Техника - чудо!
И, думаю, кстати,
Скоро я буду
Долбить и асфальт им.

Можно кувалдой,
Но им интересней.
Только вот, правда,
Боюсь, что он треснет.



В   О Ч Е Р Е Д И

Сквозь толчею,
Немыслимую давку
Каким-то чудом, из последних сил
На костылях
Пробился он к прилавку,
И норму -
Две бутылки попросил.

У продавщицы
Глаз востер как шило,
Насквозь зараза видит хоть кого.
Она определила очень живо:
Тебе же
Нет ведь двадцать одного!

Трояк ей лишний -
Сразу продала бы,
Но рядом
В форме новенький стоит.
И потому, рот золотой осклабив,
Швырнула жестко: топай, инвалид.

Он ей, конечно,
Объяснять не станет,
Не будет
Вдалбливать в ее мозги,
Что в девятнадцать
Был в Афганистане,
А в двадцать лет
Остался без ноги.

Что ей
Во сне кошмарном и не снилось,
Ему за год
Пришлось хлебнуть сполна.
И вот теперь
Он просит будто милость
Не орденов,
Не звезд себе - вина.

Ну как понять?
Ведь был в боях он ранен,
Был автомат и право убивать.
В Афгане
Он к мужчинам был приравнен,
А в очереди -
К мальчикам опять.



           * * *

Ты посмотри,
Ну хоть мельком, Россия,
Ты на сынов
На своих оглянись.
Сколько ж судеб
Ты в трясину вмесила,
Сколько ж терпеть
Эту гиблую жизнь?

Веру во все
Мы давно растеряли,
Каждый наш час -
Это к пропасти бег.
Сколько же
Пролито слез матерями,
Сколько ж погибших
И сколько калек.

Сколько уж лет
Ты все та же, Россия.
Войны ведешь,
Да на землях чужих.
Или, действительно,
Нужен Мессия,
Чтоб уберечь
Сыновей нам своих.


           * * *

Жизнь, утверждают, - книга,
Но - тоска,
Когда разлука
Лапой рыжей бестии
Вдруг сразу
Вырывает два листка
Причем
На самом интересном месте.

Но ты
Не унывай, мой милый друг.
Не опускай
Печально ты ресницы.
Ведь есть же в книге,
Кроме этих двух,
Не менее
Приятные страницы.


П Е С Н Я   О   Ж И З Н И

Ах, как груба,
Почти всегда на „ты“.
И, знаю, можешь
В общем-то не целясь,
Ударить мне
Без промаха под дых,
Или коротким снизу
Прямо в челюсть.

И все-таки, и все-таки
Люблю тебя я, жизнь!
Пускай опять, куда ни кинь, -
Сплошные виражи.

Пускай опять несешь меня,
Надежды раздробя.
Но все-таки день изо дня
Держусь я за тебя.

И только лишь
Ты изредка на „вы“,
Даешь делам
Моим идти неплохо.
Все без сучков,
Задорин, закавык,
И потому
Я жду уже подвоха.

И все-таки, и все-таки
Люблю тебя я, жизнь!
Пускай опять, куда ни кинь, -
Сплошные виражи.

И, как Яга со ступою,
Коварна ты с пелен.
В тебя, порою глупую,
Я по уши влюблен.

Ах, жить бы нам
В согласии всегда,
Но ты нет-нет
Да занята диктатом:
Мол, или-или, и моя звезда
Заходит там,
Где лучше бы не надо.

И все-таки, и все-таки
Люблю тебя я, жизнь!
Пускай опять, куда ни кинь, -
Сплошные виражи.

И лишена экзотики,
Колючее ежа.
И все-таки, и все-таки
Проходишь ты, а жаль.

Л Ю Б О В Ь
Ч Е Р Е З   Ж Е Л У Д О К

...На заре ты ее не буди...
А. Фет

Глубоко и спокойно так дышишь,
Прижимаюсь к твоей я груди.
В каждом вдохе и выдохе слышу:
На заре ты меня не буди.

Спи спокойно,
Твой сон не нарушу,
Но лишь только пропикает шесть,
Как любовь моя
Хлынет наружу
Емкой фразой: хочу я поесть.

И ты сразу
Проснешься, я знаю,
И накормишь тарелкою щей.
Вот за это тебя я, родная,
С каждым днем все люблю горячей.


         * * *

В галопе диком
Кровь по жилам стыла,
Старуха-смерть
Косой грозила нам.
Преследовало
Нас в степях унылых
Безумие
С тоской напополам.

От скачки
Тело млело, спины ныли
По выжженным дорогам на заре.
Покрытая
Слоями серой пыли,
Рука сама
Тянулась к кобуре.

- Эскадрон!
К цепям штыков - карьером! -
С присвистом жгла
Коней шальная плеть.
Вперед
По тропам и дорогам серым,
Авось, Господь
Не даст нам умереть.

То звон клинков,
То визг слепой картечи
Будили
На рассветах тихий Дон.
Не звезды - пыль
Ложилась нам на плечи,
Когда мы
Уходили за кордон.

Но отдышавшись,
В ярости тупея,
Рвались назад,
К концу своих начал.
И полустертые
Скрипели портупеи,
И золота погон
Налет тончал.

- Эскадрон!
К цепям штыков - карьером! -
С присвистом жгла
Коней шальная плеть.
Вперед
По тропам и дорогам серым,
Авось, Господь
Не даст нам умереть.


П Е С Н Я   О   Р Ы Ж Е М

Был рыжим конь,
И Рыжим его звали.
Как далеко
Теперь те времена,
Когда меня
К себе манили дали,
И утро я
Встречал на стременах.

И ветер дул,
И хмарь порою висла.
За дружбу ту
Признателен судьбе.
Она чиста
Была и бескорыстна,
Без всяких там:
Ты - мне, а я - тебе.

А жизнь бывала колесом,
И на исходе сил
Случалось, спотыкался он,
Но все же выносил.

А как в глаза
Глядел, все понимая.
Другой сказать
Яснее б не сумел.
Меня он нес
В любое время к маю,
В края берез
От всех ненужных дел.

Года неслись,
Как будто поезд скорый,
И наша жизнь
Кипела и тряслась.
Среди людей
Не отыскать опоры,
А он в беде
Мне помогал не раз.

А жизнь бывала колесом,
И на исходе сил
Случалось, спотыкался он,
Но все же выносил.

Кругом темно,
Виски мне осень лижет.
Стучит в окно
Рябины мокрой гроздь.
На сердце мрак,
Ах, Рыжий, Рыжий, Рыжий,
Ну как же так
Случилось, что мы врозь?

И вот теперь
Мне не с кем поделиться,
Открыта дверь,
В проем глядит звезда.
И как всегда,
Мыслишка шевелится:
А вдруг беда,
Кто ж вынесет тогда?

А жизнь бывала колесом,
И на исходе сил
Случалось, спотыкался он,
Но все же выносил.



П Е Р В О Е   П У Т Е Ш Е С Т В И Е
С И Н Д Б А Д А
/Свободный пересказ с арабского/

Шахразады сказки в душу
Западали, как лучи.
Шахрияр сидел и слушал,
Млея в призрачной ночи.

А в ту пору, словно улей,
Пел, гудел и цвел Багдад.
Среди шумных пыльных улиц
Жил один купец - Синдбад.

Он сидел с женой на пару,
А его же корабли
Уплывали, и товары
Продавали как могли.

И обычай был издревле -
По приезде капитан
Все рассказывал про земли
И народы разных стран.

Слушал сказы до упаду,
И туманились глаза.
И решил Синдбад, что надо
Повидать все чудеса.

Он не долго собирался
Жизнь свою перевернуть.
Взял с женою попрощался,
И пустился в дальний путь.

Наконец, по крайней мере,
Через месяц по морям,
С мачты крикнул кто-то: берег!
И - скорей на якоря.

Развели они кострище,
Скарб на остров выскоблив.
Если знали бы - за тыщи
Не подплыли близко бы.

Этот остров был не остров,
Это рыбина была.
Вся покрылась грязью просто
И травою поросла.


Тут дела, конечно, плохи,
И от них не увильнуть.
От жары костра рыбехе
Захотелось вдруг нырнуть.

Что? Дурацкая манера?
Нет, конечно. Так сказать,
Приняла за браконьеров
И решила наказать.

Но не хайте рыбу сдуру,
Рыба тоже хочет жить.
Если вам поджарить шкуру,
Как вы будете вопить?

Все тонули верещали,
Поднялся ужасный шторм.
А акулы восхищались:
Ах, какой прекрасный корм!

Только лишь Синдбада боги
Поддержали за плечо, -
Все же первый раз в дорог
И не знает что почем.

Что ж, бывает и такое,
Каждому ведь свой удел.
Может быть, он с перепоя
В передрягу залетел.

Утопить его - что толку,
Он и так уже в тоске.
И плывет, и воет волком
Он на шлюпочной доске.

Наконец и он, и плаха
Ткнулись носом в землю вдруг.
Ну, спасибочки Аллаху, -
Ни одной души вокруг.

Прям у черта на куличках.
Нет туда б, где снедь да сласть!
Так ведь нет же, вот привычка
У богов - в карман накласть.

Хоть киоск какой бы, что ли,
Хоть убогий гастроном!
Легче даже в чистом поле
Отыскать коньяк и ром.

Встал вопрос перед Синдбадом:
Что тут делать, как тут быть?
И решил сначала матом
Побережье то покрыть.

Чертыхнулся, как извозчик,
Он отборнейшей из фраз.
Было б все, конечно, проще,
Если б был хотя компас.

Ну, а то как у студента -
Ни двора и ни кола.
Есть же подлые моменты
В жизни этой, - дрянь дела!

Но корабль тут попутный
Подвернулся вдруг ему.
Помнил наш Синдбад, но смутно,
Как взобрался на корму.

Ну, короче, что тут скажешь? -
Злоключенье сожжено.
Расхлебал он эту кашу,
В результате - вновь с женой.

Вот и кончился с дорогой
Приключений винегрет,
Всяко было понемногу,
И - довольно, впрочем, нет...

Тут рассвет приперся звонкий,
Шахрияр первач хлестал.
Выпучив свои глазенки,
Что же дальше будет, - ждал.

Да, узнать бы дальше надо
Про Синдбадовы дела,
Но умолкла Шахразада,
Как воды в рот набрала.

Скучно стало Шахрияру,
Приуныл совсем щегол.
Не поехал даже к "Яру"
Он с попутным ямщиком.

Весь колхоз  багдадский хором
Он бы плетью отчесал,
Но, согласно договору,
Трудоночь ей записал.



      * * *

На все в округе
Тьмы досталось поровну.
Тяжелый дождь
Стаккато отстучал.
Вдруг девушка,
Меня увидев, - в сторону,
Рванув косынку
С тонкого плеча.

Она спешит,
Бежит по лужам, хлюпая,
Прогнать стараясь
Мнимую беду...
Не торопись,
Иди спокойно, глупая.
Я не тебя,
А вдохновенья жду.



Т Р И С Т А   С П А Р Т А Н Ц Е В

Полмира уж у персов под пятою,
И их Арес им улыбался, но
Кончается их время золотое,
Скрестить мечи им с нами суждено.

Еще он будет, Ксеркс,
На „вы“ с Элладой,
И с ним его отборные войска.
Мы попируем
С Вакхом и Палладой,
Но – все потом, позднее, а пока

Пускай идут
„Бессмертные“ лавиной,
Для них – „бессмертных“ -
Смертный час пробил.
Мечом коротким и отвагой львиной
Мы встретим их в ущелье Фермопил.

Их – двадцать тысяч,
Нас – всего три сотни,
И им плевать на правила игры.
Лицом к лицу
Им нас не взять сегодня,
А тыл надежно скалами прикрыт.

Их тучи стрел
От нас закроют солнце,
Но в битве редкость –
Верх за большинством.
Напомнить персам, видимо, придется,
Что и в тени лев остается львом.

Пускай идут
„Бессмертные“ лавиной,
Пускай идут
Несметной лавой сил.
Мечом коротким и отвагой львиной
Мы встретим их в ущелье Фермопил.

Данайцы мы, ахейцы ли, эллины,
Спартанцы ли – не важно, дело в том,
Что персам
Не увидеть наши спины,
Мы – только на щите
Иль со щитом.

Но что -  отвага,
Мужество и опыт, -
Предательства пути всегда просты.
И есть всегда,
К несчастью, козьи тропы,
Ведущие в уже открытый тыл.

Пускай идут
„Бессмертные“ лавиной,
Для них для многих
Смертный час пробил.
Мечом коротким и отвагой львиной
Мы встретим их в ущелье Фермопил.




Р У С Л А Н   И   Л Ю Д М И Л А
/Cвободный пересказ одноименного
фильма-сказки/

Раскройте рты свои,
Развесьте ваши уши,
Я расскажу
О жизни старой и далекой.
Про те дела крутые
Дней давно минувших,
Про те преданья
Смутной старины глубокой.

Итак, средь войн лихих,
Пожарищей и дыма,
Что нашу землю разоряли
Страшной силой,
Жил-поживал когда-то
Славный царь Владимир
С дочуркой милою
Красавицей Людмилой.

Ну а в ту пору
Вечно гады-печенеги
Разор чинили
Через грозные набеги.
Но Русь святую
Защищала очень рьяно
Дружина князя
Премогучего Руслана.

Вот из похода
Наш Русланчик воротился,
И пир отменный
В честь победы закатили.
Губу не дуру он имел,
Взял и женился
На царской доченьке
Красавице Людмиле.

Наедине в опочивальне
Сердце пело,
Но сделать женщиной
Людмилу не успел он.
Тут налетела,
Закружила злая сила,
И вот пропала вдруг
Красавица Людмила.

Руслан бежит к царю
С остекленевшим взглядом,
И в ноги падает ему,
Как будто чайник.
- Беда, Володенька, -
Кричит он благим матом, -
Украли Людку
Из моей опочивальни!

И вот известье это
О пропавшей деве
Царя на нет взвинтили,
И рычит он в гневе:
Ты, мол, не смог быть для нее
Примерным мужем,
Так что линяй, чувак,
Ты больше мне не нужен.

И хоть Русланчик наш
Был в величайшем горе,
Ума хватило все ж
С начальником не спорить.
Хлебнув для храбрости
Сто грамм и браги кружку,
Он в путь отправился -
Искать свою подружку.

Летит ракетою Руслан,
А тут - соперник.
- Убью, - кричит, -
Как вошь на гребешке, поверь мне,
И в этой нашей
Самой мордобитной встречи,
Как Шварценеггер,
Тебя махом изувечу.

Редискою он князя обозвал,
Подлюка.
И тут же кинулся в атаку,
Как гадюка.
Но наш Руслан
Не мог терпеть подобных шуток,
И в пропасть сбросил он его
Без парашюта.

А сам же дальше князь,
Конягу загоняя,
Летит,
От страсти и любви изнемогая.
Тут на пути его -
Дери ее холера -
Вдруг голова стоит
Огромного размера.

Не обойти ее никак
И не объехать,
К себе притягивала,
Как на сцене Пьеха.
Ну, а поскудною своей
Натурой крысы,
Напоминала она Аллу,
Дочь Бориса.

А дальше сыграно все было,
Как по нотам.
Подъехав к ней впритык,
Шкодливый как мальчишка,
Руслан ноздрю ее -
Амбарные ворота -
Как будто прутиком,
Пощекотал копьишком.

Башка чихнула вдруг,
Потом подула с силой,
И наконец она
Спросонок забасила:
Мол, сколько лет уже
Стою я здесь и - даром,
А ну - порадуй-ка меня
Одним ударом.

- Послушай, тыквочка,
Ты оборзела в корень,
Тебе же я ведь не алкаш,
Как Филька Шкворень.
Я первый парень
В нашем киевском ауле...
И припечатал он булавой
Ей по скуле.

- Ништяк, братишка, -
Тут промолвила головка, -
Вмочил ты знатно мне,
Скажу, довольно ловко.
Волшебный меч ты мой
Возьми себе без спора,
Им бороденку ты смахнешь
У Черномора.

А в это время
Черноморчик бородатый,
Размером с Карлсона,
Плюгавый и щербатый,
Влюбился по уши
Толь спьяну, толь со психу
В свою наложницу -
Русланову чувиху.

Он с ней заигрывал,
Редис, напропалую,
И в связь пытался с ней
Вступить он в половую.
Порхал вокруг нее
Призывно так и резво,
Видать, был тронутый совсем
Или нетрезвый.

Но Людка храбро защищалась,
Словно львица.
Подушкой целилась
Все время в ягодицы.
С большим трудом она
Спаслась от Черномора,
Ну погоди ж, подумал тот,
Возьму измором.

Тут появляется
Коварная ведьмачка,
Вбегает рысью к Черномору
Вдруг нежданно.
Кричит от всей души
Злорадно и так смачно,
Что хошь не хошь,
А в гости жди теперь Руслана.

И впрямь,
Руслан уже к воротам подбегает,
Длиннобородого
На бой он вызывает.
Но Черномор ему в ответ:
- Подите прочь вы!
Ведь я ж могу и зашибить
На нервной почве.

Руслан горланит,
Мол, хлебальник разукрашу,
Отдайте Людку мне,
А то я, матерь вашу,
Ну просто гадом буду
И клянусь кудрями, -
Поймаю,
Все тогда пооторву с клубнями.

И завязалась битва,
Будто под Полтавой!
Руслан мечишком машет,
Черномор - булавой.
Злодей орет князьку:
- Не знаешь мой характер?
Я с кистенем бы мог стоять
На Чуйском тракте!

Руслан однако же
Не чикался с подонком,
Схватил
И враз ему оттяпал бороденку.
Потом, круша все,
По фазенде злыдня рыщет,
Свою чувиху нареченную
Он ищет.

Ее находит он
В прекраснейшей беседке,
Сурком уснувшую навек
В волшебной сетке.
На божий свет ее
Он быстренько выносит,
И скачет козликом вокруг,
Подняться просит.

И поцелуями
Ее всю осыпает,
Но сам, уставший от разборок,
Засыпает.
Тут сволоченок вдруг один,
Вконец отпетый,
Ведет с ведьмачкой
Задушевную беседу.

Потом в итоге он
По доброму совету
Руслана спящего
Пронзает, как котлету.
Хватает жадно он себе
Красотку Людку,
А что ему -
Козлиной роже и ублюдку.

Шпион тем временем,
Забыв и сон и негу,
Во весь опор уже
Мчит в лагерь печенегов,
И пахану кричит:
- Возможности какие!
Руслана нет,
Давай пойдем сейчас на Киев!

И вот пока еще
Беда была с Русланом,
Напали гады-печенеги
Всем шалманом.
Как будто мир весь
Задрожал тут и затопал,
Идет опять, казалось,
Взятье Перекопа.

А старикан один седой
С осанкой креза,
Влачащий ноги по дороге,
Как протезы,
В степи находит вдруг
Убитого Руслана,
Водою мертвой и живою
Лечит раны.

И говорит ему:
- Людмила спит, вернешься,
К ее челу возьмешь
Колечком прикоснешься.
От сна тяжелого
Она в момент очнется,
И навсегда она
К тебе тогда вернется.

Но прежде думай ты
О Родине, Русланчик!
А о себе - потом,
Пока нельзя иначе...
Руслан так Людкой бредил
И постельной негой,
Что разогнал в сердцах
Всю кодлу печенегов.

Ну а потом Руслан
Кольцом Людмилу будит,
Повсюду
Ахают от изумленья люди.
И не видать конца
Ни радости, ни ласки,
Все на мазях опять,
Как в старой доброй сказке.

Закройте рты свои,
Расслабьте ваши уши,
Я рассказал о жизни
Старой и далекой.
Про те дела крутые
Дней давно минувших,
Про те преданья
Смутной старины глубокой.