Хуршеда', невозможно больше
Ни держать в себе, ни оттягивать.
Буду жив - буду помнить дольше,
Чем эстеты сезоны Дягилева.
Жертвой выжившей Холокоста,
Той, что прошлое вспомнив, дрожит.
Буду помнить таджикские косы
И скинхедовские ножи.
Девять лет тебе было, землячка.
Как же можно так нагрешить,
Чтобы срезали, как болячку
И не дали больше пожить?
Три минуты - ножи и цепи,
И не надо уже врачей.
И погасли звёзды на небе
В этом городе белых ночей.
Чего имя меняли ради?
Чтоб "неместным" понять помочь -
Ночи белые - в Ленинграде,
В Петербурге - Чёрная Hочь?
Этот город не сдался в блокаду
И фашисты в него ни ногой!
А теперь в нём со свастикой гады...
Может, впрямь это город другой?
Где-то пальмы растут, кипарисы,
Но твоя прохудилась земля,
Если бритоголовые крысы
В подворотни бегут с корабля.
Три минуты по-волчьи месили
И - в соседние- в ночь - дворы.
Так они спасали Россию
От раскосой, как ты детворы.
И не где-то в горах безлюдных
В луже крови лежать головой.
А убили тебя ублюдки
Рядом с Невским, рядом с Невой...
И беспомощно, по-стариковски
Сам себе я весь день повторял:
"Рядом с домом, где жил Чайковский...
Рядом с садом, где Пушкин гулял..."
.....................................
И политики, президенты
Интервью дают на бегу,
Осуждая террор, интервентов,
А об Этом они - ни гу-гу!
Мы теперь, как быки на корриде.
Чего стоит мадридский вокзал!
Но они не смолчали в Мадриде,
А у нас кто б хоть слово сказал...
А ведь если бы вышли драться,
Если б трус в себе силы нашел -
Мои бывшие ленинградцы -
Может, поезд в Мадриде б дошёл.
И вообще, ты б жила, землячка,
Привезла б мне в подарок рубаб,
Я б тебя угостил "кислячкой" -
Называется здесь "рубарб".
Ну а так - стихи на могилу...
Видно, дни всё ещё далеки,
Осознать чтобы стольким дебилам,
То, что все мы, все - Земляки.