(Из цикла "Доперестроечное")
Снег с дождем пополам
над Ваганьковским рынком.
Распродали веночки,
купили винца.
Городская зима
сирой простолюдинкой
забрела на погост
не подымет лица.
В эти сумерки мокрые,
в этом бесптичьи,
кто составит компанию
бесприютной тебе?
Разве что наше русское
небезразличие
к поэтическим вехам
в народной судьбе.
Саркофаг из цветов –
отрицание забвения,
объяснение в любви
аж на тыщи рублей –
своему от своих,
шансонье поколения,
капле пряного яда,
пролитой в елей.
Не один он лежит
в этой сумрачной сени,
и не лучший поэт он,
из зарытых в песок.
Отчего же вокруг
все в таком запустении
и одна лишь могила
как гигантский цветок?
Принц столичной богемы,
бард джинсовых парнишек,
кореш масляных роб
и натруженных рук,
он в народной душе
отыскал свою нишу,
и уйдет постепенно,
как явился не вдруг.
Хриплый голос с кассет
разносился волнами.
Задушевней молитв,
пробивной, как таран,
он барьеры ломал
между «ними» и «нами»,
в Кремль проникнув,
в Европу,
на телеэкран.
Он вошел в обиход
истеричной «малины»,
сам – бывало – молол
приблатненную чушь,
но его к апогею
взметнула Марина,
когда он победил –
и не смылся в Париж!
Задувает метель
над Ваганьковским рынком.
Спи спокойно, Владимир!
Спи спокойно, Сергей!
Пусть не вертится зависть
зазубренной финкой –
просто новая рана
больней и нужней.
декабрь 1980