Бронзовый пес, серебряный слон, позолоченный кролик.
Что будет дальше? Урановая обезьяна?
Кто-то сигналит лампой сквозь дым тумана.
Кто-то уселся мною за крайний столик,
Смотрит на пса, сияющего флуоресцентом,
Свойственным на болотах любой собаке.
Месяц ныряет в тучах, как ржавый бакен.
Текст покидает рот телеграфной лентой.
Снайперский смс пролетает сквозь стены паба
Серебряной пулей, а пуля, известно – дура…
Блестящий кролик с повадками Раджа Капура
Крадется мимо, брезгливо стрясая с лапы
Клочок позолоты, достаточный для подвески.
Кролик упитан. Когда-нибудь шкура треснет,
Выпустив кошку. Раскатное кошкино “мяу”
Пройдет по мясному рынку волной цунами,
Сметая с прилавков продукты труда и убийства…
Глянцевый слон, предчувствуя – выход близко,
Трубит подъем каннибалам болотных прерий,
Топает так, что в серванте звенит посуда.
Две тысячи лет, в серебре, в ожидании чуда,
Он ждал развязки, он так ювелирно верил,
Что до переплавки являлся серебряной пулей.
Кролик был кошкой, собака в светящейся шкуре
Была горностаем в руках инфантильной дамы.
И не было “если”, а только вперед и прямо
До самого центра, упора в холодный ветер…
Тонкие пальцы кулон на цепочке вертят,
Шлифуя поверхность, сводя до нуля эпидермис.
Танцует трясина, услышав знакомую песню.
От барной стойки, шатаясь, отходит плотник.
Призыв Марии в его телефоне гаснет.
И бронзовый пес флуоресцентной окраски
Все реже бежит по болоту,
Все неохотней.