Он остался в веках, он – земное величье
О ней лишь известно, что она его муза
Ты бесполезна, как жизнь, Беатриче
Ты – всего лишь поэта обуза
А Данте бы жил, не зная несчастий,
Жил, не стремясь ни к Аду, ни ввысь...
Но нет, поглотила его своей пастью
Жестокая и сладострастная рысь
Зачем, Беатриче, зачем, объясни?
Ответишь, сложив на колени ладони:
«Он сам от зелёной бы умер тоски,
Он жил б тогда в вечной предсмертной агонии»