Про то в народе ходит сказ,
Что любит счастье работящих:
У них в избе теплей, подчас,
У них и угощают слаще;
И вечерами веселей,
Когда счастливое семейство,
Счастливый провожая день,
За чаем соберется вместе.
Да! Счастье — неженка! Оно
И прихотливо, и капризно!
Сквозняк, открытое окно
Бедняжке могут стоить жизни.
Когда-то жил один кузнец
В избе, что дед еще построил.
Умелец был, сомнений нет,
Но недоволен был судьбою.
Ему казалось, будто он
На свет несчастным народился.
Как вечером потухнет горн,
Он думать на крыльцо садится;
Начнет в уме перебирать
Свои не считанные беды:
Уж не юнец, а не женат,
Богатства не было и нету!
Дом старый, крыша потекла,
Полы местами провалились,
Сам дом просел на три угла,
И печь не грела, а дымила.
В деревне у его друзей
Куда приличнее наследство,
А тут такая срамотень,
Что стыдно в дом вести невесту!
Обидно, не с кого спросить!
Все померли — дед, баба Тася
И мать с отцом. Лет с десяти
Он без родителей остался.
Вот как-то ночью видит сон:
Пришел старик к нему почтенный,
Как облака седым был он
И словно старый дуб согбенный,
И попросил воды налить;
Кузнец налил из бочки кваса,
Старик, как только кончил пить,
Заговорил о счастье сразу:
— “Гляжу, ты счастьем обделён,
И этой долей недоволен;
Гляжу, не скуп ты и умён
И жить счастливее достоин.
Чужое счастье дам тебе
Всего на год — и днём не боле,
А ты за этот год успей
Себе свою улучшить долю;
И ровно через год придёт
За ним хозяин полновластный,
И ты несчастному вернёшь
Подкидышу чужое счастье.
Но знай, ты должен починить
Свою покошенную избу,
Полы в избе перестелить...”, —
И растворился, словно призрак.
Кузнец проснулся и с утра
С азартом принялся за дело.
Полы и лаги перебрал,
Весь дом покрыл осиной белой.
Трудился, не жалея сил,
Мечтая о желанной встрече.
Ковал, рубил, строгал, пилил
С утра, весь день и целый вечер.
И как какой-нибудь дворец
Изба его нарядной стала.
Без дела больше не сидел.
Работал, рук не покладал он.
И вот девицы на него
Заглядываться чаще стали,
Уже не раз на сватовство
Ему старушки намекали.
Но он, чего греха таить,
Во всей округе не приметил
Одной из множества девиц,
Что стала бы ему невестой.
На ярмарку в который раз
Он в воскресенье снова едет,
Опять надеясь, что сейчас
На ярмарке он Счастье встретит.
Приехал в город. Разложил
Подковы, гвозди, скобы, петли —
Товар такой, что не лежит
И конкурентов рядом нету.
Мелькают сотни женских лиц
Угрюмых — добрых, старых — юных,
Но нет ни одного из них,
Чтобы души запели струны.
“А может все наврал старик
И этот сон — лишь сон, не боле?”
От этих мыслей он поник
И все свои припомнил боли.
Но вот как будто грянул гром,
Куда-то все исчезли лица,
Когда глазами встретил он
Ту, что давно ночами снится.
Ту, что способна счастье дать!
Товар он бросил — и за нею!
Лица милей он не видал
И стана не видал стройнее.
И вот она исчезла вдруг,
В толпе как будто растворилась.
И Счастье птицею из рук
Взлетело ввысь на лёгких крылах.
Прошла неделя, но не знал
Ни днем, ни ночью он покоя.
Работая, не приседал,
Но безутешно сердце. Ноет.
Не мог кузнец забыть о ней —
Прекрасной, неприступной, стройной
Вот наконец, в воскресный день
Он на базар поехал снова.
Теперь он знал наверняка
На что его похоже счастье.
Весь день глазами он искал
Ту, что красавиц всех прекрасней.
В деревню воротился он
Опять, несолоно хлебавши.
Кузнец, забыв покой и сон,
Осунулся как будто даже.
Через неделю на базар
Надумал он поехать снова
Уже не продавать товар,
А чтоб искать свою зазнобу.
И вдруг, как будто бы с небес,
Она на рынке появилась,
И снова бросился кузнец
Во след за ней, во след за милой!
На этот раз не упустил
Кузнец нагаданного Счастья.
Но как впервые подойти
И как сказать любимой: “Здрасте!”
Она как будто бы ждала,
Когда же он смелее станет:
Он ей являлся в зеркалах
В Святой Сочельник на гаданье.
Как трудно сделать первый шаг,
Когда перед тобой дорога!
Но коль судьба — пусть будет так!
Ведь в жизни все по воле Бога!
А вскоре в дом его вошла
Она хозяйкой полноправной.
С собою Счастье принесла,
В избе уютно сразу стало.
Зима минула. Закричал
На печке первенец желанный.
Кузнец грустнел, со страхом ждал:
Придет Подкидыш Окаянный.
Вот под окошком детский крик
Кузнец услышал утром ранним.
“Ну вот! Был прав тогда старик!
Явился за судьбой хозяин!
Как заповедано, пришел,
И Счастье мне вернуть придется!
А как все было б хорошо
Когда б Подкидыш не нашелся!
Нет! Просто Счастье не отдам!
Любому горло перережу!
Все точно старец нагадал!
И что ж мне жить, как жил я прежде?
Но одного не доглядел,
Что можно и убить младенца!”
Стать палачом — его удел.
И будет счастлив он навечно!
О, как хотел владеть один
Он этим Счастьем безраздельно,
Которое любимо им,
Которое троих согрело!
Весь от волнения дрожа,
Перед иконой помолившись,
Он взял наточенный кинжал
И из избы неслышно вышел.
Убить и все! — проблемы нет!
Но плач утих через минуту,
И что увидел вдруг кузнец,
Его смутило почему-то!
Подкидыша жена взяла
И положила на колени.
Младенец грудь, не знавший зла,
Сосал с улыбкою блаженной.
А в колыбельке мирно спал
Его накормленный сынишка,
И мать родную уступал
Чужому, жадному мальчишке.
“Так вот кого хотел убить?
Так вот чье это было Счастье?
Несчастный крошка! Так и быть
Навеки с нами оставайся!”
Лишь только год до сей поры
Кузнец с женою не дожили.
Их дом был полон детворы,
И меж собою все дружили.
В кругу двенадцати детей
Чужим Подкидыш не казался
И торопиться не хотел
Вернуть себе своё же счастье.
А может попросту не знал,
Что мог быть счастлив он иначе:
У ближних счастье отобрав
И в сундуке от взглядов пряча.
Нас трудно счастьем наделить:
Всегда чего-то не хватает.
Все лучше хочется зажить —
Натура у людей такая.
Но есть у мудрецов секрет
Для все кто личным счастьем занят:
Труда и жизни не жалеть,
Чтоб осчастливить близких самых.
Богаче счастья не найти,
Чем ощущать чужое счастье.
Чужое искренней блестит,
И у него богаче краски.