В том июне были ночи тёмно-душные.
И июньскою, как солнце, душа моя…
Мужу утром – на войну. Плечи мужнины
из ковша я обливала, из ковша, ковша…
Целовала у висков ложбинки мокрые,
Руки крепкие его, загорелые…
Он прилёг… Я немо плакала: “Егорка мой,
Ты вернись ко мне, прошу тебя, целый…”
Я девчонка, восемнадцать лет и вёсен мне,
После свадьбы мы полгода прожили с ним…
…Той тяжёлой, ох, мозольною осенью
как тужила я в тылу, семижильная!
Но ребёночка рожала без стона я…
А живёт он только в строчке старательной:
“Мальчик – вылитый ты! Будет воином”.
…Умер, и на столбике аккуратненьком
над могилкой, не привечен белым светом он,
повторяет крошка имя отцовское…
Что же письма мои, да с неответами
возвращаются?.. Где ты, сокол мой?
Прогремела гром-Победа салютами!
Я ждала его, ждала, неустанная.
…Он пришёл. И я, увидев, разутая,
к мужу… а с ним гостья незваная.
Руки крепкие его, орден-золото.
А любовь моя, моя – луг нескошенный…
– Это Женька, медсестра. (Очи долу та.)
На сыночка посмотреть не позволишь мне?