...Снова городом-
тесным воротом-
ехать медленно,зря дыша.
Слово- оводом,
грОзы- поводом-
не для радуги, ни шиша!....
Наверху грохотало так несерьёзно и нехотя, словно кто-то лениво перебирал в оцинкованных вёдрах тонкие гвозди. А потом просто вывалил их беспечно на землю, враз покончив с этим назойливым тополиным пухом. Прибитый к асфальту колкими гвоздиками дождя, пух перестал мельтешить по городу, сморщился и размок, словно плохая серая бумага.
Тёплые лужи напоили бестолковых воробьёв, тщательно отобразили умытые деревья и голоногих девочек-бемби, перебегавших дорогу. В городе наступил тихий час, как в пионерском лагере.
-Валик, ты уснул что-ли?- блондинистая Светка тронула его за коленку цыплячей лапкой с крашеными в кровь коготками и ощерилась мелкой кошкой-
-Зелёный же горит, поехали!
Валентин вздрогнул. Его всегда завораживало это мистическое сочетание животных в знакомых женщинах- василиски, тяни-толкаи и прочие сфинксоподобия.
Только приспособишься к одной стороне дамочки, она тут-же,как медалька, поворачивается другой, не самой лучшей.
Цыпа-цыпа-цыпа- желторотик пухлявый, в голове сплошной мозжечок, ответственный за прямохождение на высоких шпильках. И вдруг бац- цыпа съедена кошкой. Сидит-облизывается, когти точит- пустите её погулять. А то вдруг заляжет в койку стерилизованной ангоркой и чеши её за ухом, пока руки не отвалятся...
Или взять Лину, к примеру...Ой, лучше сразу положить туда, где взял. Гонору-тьма, как у горностая элитного, а копнуть глубже- хомячок на прогулке...
-Валик! Мы на дачу сегодня приедем? Я устала от этих пробок!
О, опять цыпа...Клювик раззявила-есть захотела...Чипсы клюёт-ах ты,маленькая...Ща приедем, ща...
Автомобиль вырвался за МКАД, как охотничий сеттер из рук хозяйки, и помчался прочь от города и непогоды-безоглядно.
Светка уснула. Валентин приглушил музыку в салоне, улыбнулся. Тихий час. Вот привязался же этот пионерлагерь. Как он там назывался-"МИР"? Где-то по Минскому шоссе, между прочим. Где-то здесь...
Валя откинулся на спинку сиденья, осторожно потянулся, чуть отпустив руль, и воспоминания хлынули в пробитую покоем брешь, как дождевая влага по водостокам.
Лагерь "МИР". Запах зубной пасты из тумбочки.Стадо ёжиков-вонючек - грязные катышки-носки под матрасом, книжка Конан Дойля.
В тихий час все смывались в сад - за незрелыми яблоками и вишней-кислятинкой. А он,Валик, ждал девочку на границе леса.
Разве это была девочка? Ни кос, ни заколочек-завлекалочек, ни белых гольфиков до коленочек. Ирка.
Имя - как дырка в ненавистном барабане, будившем их по утрам в унисон с заполошным взлаиванием горна. Или как там называлось это устаревшее исчадие ада бойскаутов - труба? Труба сладким снам про пирожные эклер и вожатую Дашу. Труба свободе. Эстафеты, речёвки, маразматический театр, озабоченные друг другом вожатые...Вожжатые...
А дырку в барабане Валик проделал в тихий час. Появившаяся из ниоткуда Ирка погладила его, оторопевшего,по голове - невесомо и ласково,как тёплый ветерок. И позвала в лес - впервые.
Каштановый пух её каре мельтешил впереди, у самого лица Вали, и пах цветущими свечками каштанов - тревожно до одури.
А лес встречал их настороженно чутко.
Тихо поскрипывал старыми деревьями, манил тайнами переливчатых теней в ельнике, ждал осторожных шагов и трепета душ.
О чём они говорили - не вспомнить. Просто шли и шли, трогая,как олени - губами, ветви молодой поросли.
-Шепелявое слово щастье...-говорила Ирка.
Или это он говорил - неважно. Разве олени разговаривают? Они просто ходят и слушают друг друга.
Девочка-Бемби. Веснушки на плечиках, острые грудки, цыпки-царапки рук.
Он, Валик, не понимал, куда тут применить хлёсткое слово "секс" - небрежное, как плевок сквозь зубы. Куда? Тут? И зачем?
Не потому, что Ирке только 13, а вожатой Даше в бредово-бедовых снах пацанов 16 с половиной, и юная сдоба прёт изо всех её кофточек-лифчиков.
Нет же, нет! Сны про Дашу - незатейливые, понятные, смачные - как у всех.
А Ирка - ангина, боль, нежность душистая, у самого горла, и хочется плакать. Смотреть и плакать - как над мёртвым котёнком.
-Ваффффлентин, а что у тя с этой Иркой малахольной? В лесу? Случки?- гнусная рожа Опарыша нависла над ним, заслоняя солнце.
Валик нехотя поднялся, прищурился, не ответил.
-Она твоя или где? А то Димон на неё глаз положил. Люблю, говорит, недотрогушек-дешёвочек...
В тот день Валя заболел ангиной - перекупался в озере. Промаявшись в температурном бреду ночь, сдался утром в лазарет, выпрашивая таблетки и умоляя не звонить "родичам".
Ирка, девочка-Бемби, как же она тут без него, как...
За Валиком приехали через пару часов. И, полулёжа на пыльном заднем сиденьи отцовской "Лады",он почувствовал Иркину ладошку на влажном лбу пустой от боли голове-
-Валичка...Заболел...Уезжаешь...Эх ты...
Поцеловала, как обожгла - сладко до боли.
Серый капюшон её курточки засеребрился под ближним светом фонаря,заискрил, потрескивая.
И Валик увидел вдруг...волчицу. Чуткую хищницу на летней лунной поляне. Спокойную. Нежную. Зверя.
И понял, что такая не даст себя в обиду, или отомстит, если нападут подло - стаей бездомных псов.
Он посмотрел на неё в последний раз - уже выпуская из виду, из чумового своего взросления - в лес, в нежную память оленей.
-Валик! Я писать хочу!- пропищала Светка и Валентин резко затормозил у поворота, вильнув к обочине.
Пока она журчала в зарослях крапивы, матерясь и шипя злючей кошкой, он успел разглядеть ржавый указатель на шоссе - "Лагерь ИР".
Пропащая буква эМ осыпалась давно и невозвратно, явив взору понимающему то глубоко запрятанное и беззащитное, что живёт в сердцах Валиков, Колянов и Петрух - лагерь Ир, заповедный лес девочек-бемби.